«Грамотный человек — не тот, кто пишет без ошибок»
Интервью с филологом — о русском языке в школе и за ее пределами
Замечали, как люди в интернете ругаются из-за неверно написанных слов и кривых предложений? Мы поговорили с филологом, преподавателем вуза и автором канала «Русский для мозга» Анной Комышковой и разобрались, почему нас так беспокоит грамотность, что делать с чужими ошибками и как все это касается учителей.
«Грамотный — не тот, кто пишет без ошибок»
— Давайте обсудим понятие «грамотность». Какого человека в нынешнем мире стоит считать грамотным?
— Я много лет веду курс «Русский язык и культура речи», это обязательный университетский предмет. На нем мы обычно говорим, что грамотность — это соответствие норме русского литературного языка. Я думаю, что в современном мире грамотность не изменила своего первоначального значения.
Другое дело, что отношение к грамотности в обществе может отличаться в разные исторические периоды и в разных сферах. Сама норма и ее понятие тоже меняются. Норма исторична, норма социальна — она изменяется, и к этим изменениям люди относятся по-своему.
Кто-то нормально воспринимает такой процесс, а кто-то — болезненно. Отсюда вырастает этот вопрос. Само определение грамотности не так подвижно.
— А как эти нормы меняются прямо сейчас? Какие вы видите изменения?
— Пример, который лежит на поверхности, — меняются нормы ударения, меняется родовая принадлежность слов. «Кофе» — мужской род, к этому мы привыкли со школы. А современные словари допускают и средний род. Значит, в ситуации, где, допустим, разговорный стиль литературного языка, мы можем использовать слово в среднем роде. И это не будет считаться ошибкой.
Орфографическая норма меняется. Так, главный редактор проекта «Грамота.ру» филолог Владимир Пахомов приводит пример с «рукколой». Первоначально это слово писали с двумя «к», сейчас пишут с одной. Изменения произошли буквально за несколько лет и на наших глазах.
То же самое происходит и с лексической нормой: в литературный язык входят новые слова, которые постепенно становятся общеупотребимыми. То, что словарь меняется, — нормально, это естественный исторический процесс.
— Кого тогда стоит называть грамотным человеком: того, кто вызубрил основы, или того, кто поспевает за всеми изменениями?
— Я всегда так говорю своим студентам: грамотный человек — не тот, кто без ошибок пишет или говорит, а тот, кто сомневается. Кто может вовремя задать вопросы: «Я сейчас правильно говорю или неправильно? Понравится речь собеседнику или не понравится с точки зрения соответствия норме?»
На разных уровнях языка норма подвижна по-разному. Допустим, грамматическая норма достаточно жесткая, консервативная, поэтому неправильное употребление падежей для нас более чувствительно. И ошибки в грамматике воспринимаются серьезнее. Да и принципы и правила орфографии чаще всего стабильны: изменения касаются новых слов, заимствований. Это единичные случаи. Если брать язык в целом, то как в 1956 году правила орфографии закрепились, так они, кроме частных случаев, и не менялись.
Возьмем слитное и дефисное написание. Оно сохраняется в своем первоначальном виде даже сейчас, когда появляется все больше новых слов: например, «телеграм-канал» пишется по старому правилу, как и «кол-центр». Эти сложные слова образовались так же, как и множество других сложных слов в русском языке до этого.
Поэтому грамотный человек — тот, кто знает основные принципы и, встречаясь с чем-то новым в языке, задает себе вопрос: «А как мне с этим новым быть, что мне с этим делать?»
В наше время грамотен тот, кто знает, где посмотреть
Как преподаватель по культуре речи я вижу свою задачу в том, чтобы научить студентов пользоваться справочными ресурсами, которые помогут им узнать новую норму. Если я встречаюсь со словом, которое появилось в языке недавно, я смотрю «Академос», академический орфографический словарь. Если хочу узнать его значение — посмотрю последнее издание Толкового словаря русского языка.
Грамотный человек к своей речи относится ответственно, то есть небездумно. Сомневается, критически осмысливает свою речь, знает, где посмотреть, у кого спросить — в конце концов, можно обратиться к филологу, — и пытается анализировать.
— На какие еще ресурсы можно ориентироваться?
— Таких источников много, в том числе сетевых. Сейчас Институт русского языка им.В.В. Виноградова дает доступ ко многим ресурсам, которые дают актуальное представление об изменениях в речевой практике и реагируют на них гораздо быстрее печатных изданий. Кроме того, есть «Академос» и «Грамота.ру». Большую популяризаторскую работу проводит «Тотальный диктант» — можно ориентироваться на их источники.
При этом стоит помнить, что академическая наука занимается прежде всего фиксацией изменений, которые происходят в языке, их осмыслением и регуляцией, приведением к общему виду. Их задача — сделать изменения универсальными, а не создать новые правила с нуля.
«Язык интеллектуальной элиты»
— Есть такой феномен — «языковая избыточность». Часто он наблюдается в кальках с английского: «Обзор на фильм», «Как вам это нравится?», «Можно мне, пожалуйста…» Откуда берется тенденция говорить «по-английски» на русском?
— Это своеобразная языковая мода. Как историк языка могу сказать, что тренд на чужой язык и кальки с него возникает периодически. Как это происходит, сказать трудно, потому что все довольно стихийно. Но история показывает, что многие из таких калек входят в язык и вообще перестают ощущаться как неродные.
Есть выражение «принять решение» — это калька с французского языка, которая у нас появилась в конце XVIII века. Но у кого сейчас вызывает сопротивление фраза «принять решение»? Звучит вполне себе по-русски, верно?
Или «в общем и целом» — избыточность тут тоже присутствует, но это устойчивое выражение. Это не ошибка, не плеоназм, а выражение, заимствованное как калька из немецкого языка в дословном переводе.
Уже была языковая мода на французскую культуру, мода на немецкую. Сейчас мы проживаем период моды на англицизмы или американизмы. Это вполне естественное явление.
— И все это приживется?
— Спрогнозировать что-то трудно. С моей точки зрения, 50 на 50: может быть, останется, если займет свою нишу. То есть, если в самом русском языке не появится своих слов для передачи смысла, а смысл в свою очередь актуальности не потеряет, выражение займет свое место. Если же мы потеряем необходимость в том, чтобы выражать это значение, слово не приживется.
— Стоит ли сейчас считать кальки ошибками? Вписываются ли они в норму?
— С одной стороны, классическое определение: литературный язык — это язык кодифицированный, закрепленный в словарях и справочниках. Соответственно, когда условная Марьиванна говорит: «Нет такого слова в языке», то имеется в виду, что его нет в литературном языке, нет в академическом словаре.
С другой стороны, язык меняется настолько же быстро, насколько быстро меняется общество. Сегодня потребность в новых смыслах растет стремительно: развиваются технологии, коммерческие отношения, межкультурная коммуникация.
Сейчас сказать однозначно, что нечто ошибочно только потому, что этого нет в словаре, уже сложно.
Включаются другие факторы. Во-первых, фактор частотности: насколько вообще широка практика такого употребления.
Во-вторых, фактор общественного одобрения. Мы воспринимаем это слово как нейтральное или как что-то, что нарушает норму?
Еще можно ориентироваться на так называемую интеллектуальную элиту. Насколько эти слова одобряемы академическим сообществом? Приемлемы ли они для людей, профессионально связанных с языком, речью, чистой и элитарной речевой культурой?
Если выражение не выходит за рамки общественной нормы, не является грубым нарушением системы языка, не имеет ярко негативной стилистической окраски и грамматически верно, можно считать его допустимой нормой.
Литературный язык тоже стилистически неоднороден. Есть сферы, где требуется жесткое следование норме: допустим, научный стиль. А есть более свободные — это сфера журналистики, например.
— Фраза «Как вам это нравится?» принимается, если не нарушает нормы?
— С точки зрения русской грамматики здесь все построено верно, ошибок нет. Хотя звучит неоднозначно. «Насколько вам это нравится?» — вот так будет по-русски. Должно быть наречие меры и степени, а здесь используется наречие образа действия. Это непривычно для русской грамматики, можно сказать, находится «на периферии».
У меня была однокурсница, которая сейчас работает в школе. Она защищала диссертацию по выражению «В этой связи». Исходя только из русской грамматики можно сказать, что это ошибка: верным вариантом будет «В связи с этим». Но моя коллега проанализировала частотность употребления, характер употребления, контекст — и пришла к выводу, что у современного общества эта фраза не вызывает сопротивления, вариант вполне встроился в систему русского языка.
Думаю, здесь такая же история. Если этот вариант, пусть немного нехарактерный и неестественный, становится активным, употребимым и не вызывает яркого сопротивления общества, у него вполне есть шансы стать нормой. Мы к нему действительно привыкнем.
«Ученики сказали, что сленг — это популизм»
— У нас есть рубрика «Грамотность», одна из самых популярных в издании. Людей сильно волнуют чужие ошибки. Как вы думаете, откуда идет такое трепетное отношение к чужой грамотности, почему нас это так беспокоит?
— Литературная норма, на мой взгляд, — это разновидность социальной нормы. Поэтому к ошибкам мы относимся примерно так же, как к нарушению принятого внешнего вида или правил дорожного движения.
Трепетное отношение возникает у тех людей, кто в принципе трепетно относится к правилам. Это особая категория. При этом важно отметить, что общество возлагает большие надежды на тех, кто профессионально работает со словом: журналистов, учителей, словесников.
Учителя-русисты как будто вообще не имеют права на ошибку. Это касается не только речи. Это и внешний вид, и поведение в социальных сетях, например. Сколько было случаев, когда преподавателей критиковали за фотографии и поведение вне класса.
Учитель в нашем обществе должен быть учителем 24/7: транслировать норму, в том числе и речевую
Некоторым в ошибках видится измена традициям. Я сама встречалась с таким отношением и отчасти его разделяю. Пренебрежение нормой в своей речи, особенно письменной, сродни любой небрежности. Если человек в профессии пренебрегает грамотностью — лишний раз не посмотрел, не проверил или не перечитал, — в этом мне видится неуважение к собеседнику.
Это вновь можно сравнить с любой другой социальной нормой. Если человек на свидание явился не причесавшись или надел грязную одежду, это тоже вызовет неприязнь. Так же с ошибками в речи. Другое дело, что иногда излишняя придирчивость переходит границы разумного. Одну-две ошибки можно допустить и простить.
— Если современный молодой учитель в своей речи использует слова «кайф», «вайб», он сталкивается с критикой. Почему так происходит?
— Как я уже говорила, преподавателя воспринимают не только как транслятора знаний, но и эталон поведения. Школа традиционно осуществляет еще и воспитательную функцию. А воспитывать мы должны примером. Строго говоря, этим обусловлен запрет разговоров на политические или религиозные темы в школе. Учитель не должен рассказывать о своих взглядах, потому что он может случайно навязать их кому-то своим авторитетом.
То же и с ошибками, сленгом. Те примеры, которые вы привели, считаются нарушением литературной нормы. Следственно, когда учитель допускает их, он гипотетически может привить ученикам подобный некорректный языковой вкус. Поэтому считается, что учитель ответственен за культуру речи своих учеников и что он не должен позволять себе допускать ошибки или сленговые выражения.
Но сейчас вопрос употребимости сленга решают по-разному. Традиционный образ учителя нарушается: педагоги хотят быть ближе к своим ученикам. Я обсуждала эту тему со своими студентами и спрашивала, как к подобным вещам относятся они. Чаще ребята реагировали негативно.
По их мнению, сленг — это популизм, который не всегда воспринимается как что-то симпатичное. Иногда такое поведение педагога может восприниматься как неестественное. Как будто учитель нарочно стремится зависнуть с молодежью и переходит на язык своих учеников.
Я работаю с первокурсниками, вчерашними школьниками. Но, как видите, они все равно от учителя ждут более высокой авторитетной позиции, элитарной речевой культуры. Но, может быть, дело в том, что это специфический контингент — они сами будущие педагоги. А значит, и выборка неполная.
— Я вижу учителя как члена общества, который точно так же воспринимает и новояз, и сленг, и так далее. Получается, в обычной речи использовать такие слова он может, но, заходя в класс, должен все это «снимать»?
— Надо разделять сферу формального общения и неформального общения. Школьный урок — это сфера формальной коммуникации, практически такая же деловая для детей, как впоследствии профессиональная. Поэтому здесь, наверное, оправданна смена регистра.
Это, кстати, регулируется Федеральным законом «О государственном языке РФ». Там оговаривается, что есть сферы жизни, в том числе образовательная, в которых используется государственный язык, а он и есть литературная норма.
И это, конечно, не значит, что в обычной жизни вы не можете позволить себе сленг: ситуация неформального общения вообще не требует от нас соблюдения нормы. Вопрос только в том, насколько комфортно будет собеседнику, готов ли он слышать эти слова или нет, подойдут ли они для передачи смысла.
«Если допустил ошибку, важно ее исправить»
— В своем блоге вы писали, как нашли ошибки в материалах общества «Знание», указывали на них организаторам. Расскажите, насколько серьезными были недочеты, как отреагировали представители «Знания»?
— Общество «Знание» — это федеральная популяризаторская площадка. Они существуют достаточно давно, проводят федеральные мероприятия. Я сама раньше в них участвовала, например, в марафоне «Поделись своим знанием» — рассказывала об истории русского языка.
Сейчас у проекта есть достаточно богатая видеотека по разным наукам и темам. И летом там как раз появился ролик о моей теме, русском языке. В нем я заметила ряд фактических ошибок, о чем сразу сообщила в комментариях на сайте, плюс написала письмо, чтобы создатели проекта ролик проверили. Что за ошибки там были? Несоответствия в датах: периоды жизни Кирилла и Мефодия были неверно соотнесены с годами правления русских князей. Так, было два князя Ростислава, моравский и древнерусский. Но один жил в IX веке, другой — в XII. И их перепутали. Были не совсем корректные с точки зрения науки формулировки, которые дилетант вообще не поймет. Словом, огрехи, пропущенные при проверке.
В итоге по моей просьбе (хотя, к сожалению, не сразу) видео с площадки убрали, отредактировали в нем текст. Меня пригласили его прочитать и выступить экспертом.
— Какие эмоции у вас вызвала эта история?
— Достаточно бурные. Я всегда болею за то, чем занимаюсь. Мне казалось, что подобные ресурсы должны проходить тщательную проверку на уровне фактологии, соответствовать научным источникам. Особенно учитывая, что «Знание» работает на федеральном уровне.
Сейчас я отношусь к этому спокойнее: авторы быстро вышли на очень вежливое, конструктивное общение, история кончилась хорошо. Я была удивлена только тому, что оказалась первой, кто вообще сообщил об этих неточностях.
— Эта история как будто напрямую продолжает наш разговор про ошибки учителей. Ведь общество «Знание» выполняет в первую очередь просветительскую функцию.
— Да, мы говорили о том, что надо лояльнее относиться к учителю, потому что все мы имеем право на ошибку. Другое дело, как мы на нее реагируем. Одно дело, если мы настаиваем и упираемся рогом. А другое, когда мы готовы признать допущенную неточность, исправить ее. История с обществом «Знание» как раз про второе.
Что стоит вынести из этой истории? Не нужно быть равнодушным. Если ты допустил ошибку, надо ее заметить и отрефлексировать. Не нужно нападать или проявлять агрессию. Нужно спокойно и конструктивно ошибку заметить и попытаться ее исправить, попробовать решить возможную конфликтную ситуацию. В любом случае, все это можно решить без агрессии. Это самое правильное отношение.
При этом важно не пропускать такие моменты мимо ушей. Встречаясь с чужой ошибкой, неплохо бы спросить, уточнить: «А это так или не так?» — или лишний раз проверить самому. Я все время говорю своим студентам-педагогам, что самое важное — воспитать у человека сомнение, критическое мышление.
— Мне очень нравится, что вы сказали «без агрессии». Действительно, язык так важен в жизни, что ошибки не стоят того, чтобы особенно яростно на них реагировать: мы же постоянно говорим и пишем.
— В повседневной речи очень многое зависит от того, как настроены друг к другу говорящие. Если изначально есть установка на создание психологического и коммуникативного комфорта, все может быть оправданно: и отклонение от нормы, и использование сленга или жаргона. Главное — понимать, что собеседника это не обидит и не оскорбит.
Конфликты чаще всего возникают, когда никакой договоренности нет. Зато есть ожидания, которые впоследствии не оправдываются.
Кстати, ошибки тоже могут быть разными. Грамотен и тот, кто знает, когда уместно отступить от нормы. Об этом писал еще лингвист Лев Владимирович Щерба, который разрабатывал теорию литературного языка и литературной нормы.