Педагог и психолог о защите прав ребенка
Если ребенок не просит совета, его нужно просто слушать
Анна Быкова — педагог с многолетним опытом, практикующий психолог, арт-терапевт и мама двоих сыновей поделилась секретами правильного воспитания детей, вспомнила о главных книгах своего детства и объяснила, почему психологу легче услышать ребенка, чем родителям.
— Анна, когда прочитал вашу книгу, подумал первым делом: вот отличное средство для снижения агрессии в обществе, и хорошо бы таких книг было больше. А правда ли она может этому поспособствовать?
— Моя книга направлена на снижение тревоги, на снижение нервозности, но так как агрессия — это другой полюс тревоги, то можно сказать, что на снижение агрессии она тоже направлена. Если будет меньше нервозности у родителей, меньше конкуренции у детей, будут лучше взаимоотношения и будет спокойнее.
— Действенны ли подобные книги для психологического здоровья детей и подростков? И что можно сделать в смысле коллективных усилий в наше, прямо скажем, нелитературоцентричное время, чтобы этот труд доходил до нужной аудитории?
— Если эти книги будут читать родители и педагоги, это будет действенно. Если сами дети — то малоэффективно, потому что все равно нужно решать детские проблемы, начиная со взрослых. Тогда меняются их подходы, их приоритеты, и поведение детей тоже меняется.
— На вашем сайте написано, что вы «помогаете родителям понимать собственного ребенка, и когда приходит понимание, то проблема уходит». Не могли бы вы рассказать о случаях преодоления непонимания между родителями и детьми, которые были в вашей практике и, возможно, удивили вас.
— Например, родители приходят и говорят, что ребенок ничем не интересуется. Что делать, как его заинтересовать? Разумеется, следом возникает вопрос: заинтересовать чем? Естественно, учебой. Тогда мы начинаем работать еще и с ребенком, и оказывается, что ребенок много чем интересуется, но его интересы не очень вписываются в формат школьной программы. То есть нельзя сказать, что ребенок совсем лишен познавательного интереса. Допустим, он смотрит документальные фильмы, с удовольствием проводит какие-то опыты, ставит эксперименты. Но упираться в учебу так, чтобы были одни пятерки, ему не хочется, а у родителей есть установка, что ребенок должен учиться на «отлично». Когда они понимают, что приоритеты ребенка несколько иначе выстроены и что это нормально, они перестают считать проблемой этот факт. Ребенок после этого не стал учиться так, как хотят родители, а родители перестали по этому поводу нервничать и доставать ребенка.
— Правильно ли я понимаю, что речь идет о безнадежных случаях, когда ребенок совсем не хочет учиться, а родителям остается только смириться с этим?
— Это не про то, что ребенок безнадежен, это про то, что родители вкладывают в ребенка свои собственные ожидания. «Если ребенок вписывается в ту картинку, которую я сам же нарисовал, то я хороший родитель, а если не вписывается, то я как родитель неуспешен», — примерно так думают они. А ребенок при этом классный, умный, способный, интересующийся, он много читает, только не школьные учебники. Нужно «разлепить» ваши ожидания и реальность, в которой есть ребенок с его потребностями, тогда проблема уйдет.
— А если ребенок вообще не читает, это нормально?
— Если не читает, так тоже бывает, у нас взрослые тоже не все читают. Нельзя сказать, что человек, читающий художественную литературу, лучше, чем тот, кто ее не любит.
— Неожиданный подход, фактически антитеза известной формуле Бродского: «Я полагаю, что для человека, начитавшегося Диккенса, выстрелить в себе подобного во имя какой бы то ни было идеи затруднительней, чем для человека, Диккенса не читавшего». А на каких книгах росли вы сами? И что, по вашему мнению, сейчас интересно читать детям и подросткам?
— Книг в доме всегда было много. Моя мама — библиотекарь, и поэтому нам удавалось прочитать даже те книги, которые брались на ночь из читального зала, в том числе редкие. Надо вспомнить, что это был период дефицита, когда за книгой нужно было записываться, стоять в очереди, ждать, когда она придет… У меня был книжный рай. Читали нам перед сном по семейной традиции достаточно длительное время, даже тогда, когда я сама научилась читать. Из того, что помнится, — «Динка» Валентины Осеевой, «Тимур и его команда» Аркадия Гайдара… Вся детская классика была мною перечитана. А потом, когда я уже сама выбирала книги, предпочла Владислава Крапивина — это наш, уральский, автор. Многие мои ровесники тоже им зачитывались. Есть современные подростки, которые читают Крапивина, но не так, как читали мы, потому что это уже какая-то совсем другая эпоха. Моим детям Крапивин не «зашел», но младший с удовольствием читает жанр фэнтези.
— Считаете ли вы, что книга должна непременно чему-то учить ребенка? И не будет ли в этом случае чтение восприниматься как обязаловка?
— Книги должны быть разными. Есть книги Франчески Саймон «Ужасный Генри». Их герой — ужасный мальчик, который постоянно делает какие-то пакости, постоянно пытается насолить своему брату… Но такие книги тоже нужны, так как в нас есть и светлые, и темные стороны. Темную часть можно выгуливать на таких книгах: ребенок читает про ужасного Генри и вступает в контакт с самим собой, в этот момент мы признаем, что теневая сторона тоже часть нас, и мы можем ею управлять.
— Вы упомянули про Крапивина. Он часто изображает в своих произведениях советского пионера, который заступается за обиженных, рубит правду-матку, в общем, вступает в конфликт с враждебным ему миром взрослых. Как вы относитесь к этим проявлениям детского нонконформизма?
— Проявления нонконформизма неизбежны: дети проходят возрастной этап, когда им нужно сепарироваться от взрослых, и это возможно только через обесценивание опыта предыдущего поколения. Не знаю, может быть, в будущем сепарация нового поколения будет происходить без обесценивания, но пока это так.
— Что лучше — начитанные «ботаники», не приспособленные к стремительной нашей жизни, или сорвиголовы, которые пишут с ошибками, но при этом пользуются популярностью среди сверстников?
— Нет никакой золотой середины, и нащупать ничего не удастся. Это просто разные дети: разные натуры, разные темпераменты. Одного переделать в другого нереально. Нужно просто понять: вам дали такого ребенка, он у вас такой, ищите в этом плюсы. Этот «ботаник» и этот непоседа будут по-разному проживать свою жизнь: у них будут разный круг общения, разные интересы. Но каждый найдет свою стратегию, если взрослые не будут вмешиваться, говорить «ты неправильно живешь» и не будут давать ребенку то, что не подходит ему по натуре и психотипу.
— Почему нередко психолог знает о ребенке больше, чем его родители?
— Потому что у психолога нет ожиданий относительно того, каким ребенок должен быть и о чем должен переживать. Девочка, которая страдает из-за несчастной любви, не станет нести эти переживания маме, потому что мама не сможет выдержать этих эмоций. У мамы может включиться режим «сейчас нужно что-то советовать», может включиться тревога: «Сейчас нужно думать про экзамены». А девочке нужно, чтобы ей не советовали, чтобы ее не обесценивали: «Ты сейчас о какой-то ерунде думаешь, у тебя на носу экзамены». Ребенку надо, чтобы его просто выслушали. И психолог в отличие от родителя может просто выслушать ребенка, потому что у него нет тревоги за то, как ребенок сдаст экзамены, к нему принесли вот эту конкретную проблему, и он с ней работает. Родители не всегда обладают навыком «слушать», включаются какие-то другие механизмы: «оценить», «воспитать», «дать совет».
— Где пограничная линия между «ребенка нужно принять таким, какой он есть» и «направить, дав мягкий, доброжелательный совет старшего»?
— Если совета не просят, тогда нужно просто слушать. Если ребенок спросил: «Мама, что бы ты сделала на моем месте?», тогда появляется зеленый свет советов.
— А если совета не просит, но есть ощущение, что ребенок движется по какому-то неправильному пути и тут нужно применить родительскую волю?
— Важен диалог с самим собой, в процессе которого нужно ответить себе на вопрос: «Этот путь неправильный или он неправильный для меня?» К примеру, ребенок говорит вам, что хочет уйти после девятого класса из школы, окончить училище и пойти работать. У родителей есть идея, что он должен непременно окончить одиннадцать классов и поступить в институт. И вот здесь, поскольку родители финансово обеспечивают ребенка, у них есть рычаги давления. Они могут сказать: «Мы тебя будем обеспечивать, только если ты пойдешь в вуз». Здесь родитель может, конечно, своим волевым усилием надавить на ребенка и сказать: «Нет, ты непременно окончишь вуз», но он может спросить себя: «А зачем мне надо, чтобы мой ребенок непременно окончил вуз?»
— Ну, например, чтобы ребенка не забрали в армию…
— Тут можно спросить себя: «А почему мне так важно, чтобы мой ребенок не пошел в армию?»
— Хочу спросить о случае из моей репетиторской практики. Мы с девятиклассником в процессе подготовки к ОГЭ написали живое, прекрасное сочинение, которое учитель «зарубил», потому что оно было написано без использования типовых конструкций. Подскажите, как найти соотношение между клише, шаблонизирующими мышление, и развитием у ребенка художественных задатков?
— Надо просто признать, что это разные задачи, и определиться с целью. У нас цель — развить ребенка или натаскать на ОГЭ? Это признают даже учителя литературы.
— А могут ли эти подходы сочетаться?
— Когда я читала требования к написанию ОГЭ, я понимала, что не сдала бы его, потому что это какая-то другая деятельность, нежели написание художественных текстов. Если мы хотим писать художественные тексты, развиваться нужно через другие инструменты.
— С 10 по 23 декабря проходил ваш предновогодний марафон «Исполнение желаний и жизнь в балансе». Как вы определяете задачи подобных марафонов и их аудиторию?
— Быть в контакте со своими желаниями — это полезно любому. Но так как у меня аудитория все-таки в основном «мамская», я ожидаю, что на марафон придут в большей степени мамы. А цель — войти в контакт с разными частями себя. Нам иногда кажется, что мы хотим вот этого, но истинная потребность в другом. Мы можем думать, что хотим продвижения по карьерной лестнице, но истинной потребностью оказывается отдохнуть, посидеть, съездить в баню…
— Как же отделить эти истинные потребности от ложных?
— Один из способов — представить себя в той ситуации, когда словно бы уже все свершилось. Если я уже все это получил, как я себя в этом чувствую? Дальше можно попробовать услышать свое тело и свои эмоции: какие при этом возникают ощущения? Если тебе так классно, у тебя тепло разливается по телу, ты чувствуешь радость, то, наверное, это то, чего ты действительно хочешь. Если в теле ощущение пустоты и в эмоциях ничего особенного, наверное, ты имеешь дело с целями, навязанными извне. На наших марафонах мы каждый день выполняем эти задания и учимся отделять истинные желания от тех, исполнение которых не связано с человеком или может навредить кому-то другому. Остается костяк, суть, через систему заданий человек приходит к тому, что для него полезно на данном этапе. Фактор времени очень важен, потому что через полгода все может поменяться.