Комплекс жертвы как диагноз российского учителя

Ученикам важнее кого-то уважать, чем учителям — быть уважаемыми. Устойчивая самооценка взрослого не сильно пострадает от нелестного мнения бунтующего подростка. Однако наличие авторитетной личности рядом — базовая потребность любого человека на этапе становления. Ребёнок ищет себя в системе координат, выстраивает свою картину мира, ему нужны ориентиры и точки отсчёта. Ему нужна референтная группа.

В идеале эта группа должна быть многовекторной, чтобы сделать восприятие окружающего объёмным, избежать перекосов в развитии, однобокого и ущербного взгляда на мир. Хорошо, если туда попадут очень разные люди: разных взглядов, социальных слоёв, возрастов и типов поведения.

Ещё Макаренко рассказывал, как набирал педагогический коллектив для своей колонии: по большей части он состоял из мужчин (что объясняется спецификой контингента), но среди них обязательно должны были оказаться как минимум две женщины: зрелая, даже пожилая — в качестве образа матери, и совсем молоденькая — как объект мечты, Прекрасная Дама. Оставим ненадолго в стороне и циничный скепсис по отношению к любой целомудренности, и высокоумные размышления о гендерных стереотипах, свойственные нашему времени.

Именно женщины, по мнению Макаренко, внутренне дисциплинировали колонистов, заставляя «подбираться», следить за собой, сдерживать грубость речи и развязность в поведении. Они становились для воспитанников своеобразным зеркалом и мерилом, помогая им идентифицировать себя, увидеть себя в иных социальных ролях, чем предполагала искусственная среда обитания. Это всего лишь пример, но пример показательный — круг значимых для растущего человека людей не должен быть ограниченным.

Учитель — тот, кто отвечает за развитие, кто дает знания, даже если вопросы воспитания вынести за скобки (не так давно эта функция ставилась под сомнение, теперь излишне педалируется). Вопрос доверия — это вопрос принятия информации к сведению: нет повышенного внимания к словам — нет полноценного усвоения. Меры поощрения и наказания будут вторичны.

Однако можем ли мы сказать, что учитель всегда входит в круг доверия — а значит, и внимания — учеников? Увы, далеко не всегда. Почему так происходит? По ряду причин, как обычно и бывает. Каждая из этих причин достойна отдельного разговора, но об одной хотелось бы сказать особенно.

Что за личности вызывают у нас уважение? Какие качества однозначно определяют авторитет? Жертвовать точностью и полнотой ответа в угоду афористичности в данном случае неразумно. Список будет уникальным у каждого, а у некоторых не получится и списка — не каждый отдаёт себе отчёт в том, что именно заставляет его ценить человека, прислушиваться к его мнению. Разнообразие тоже правильно, оно служит показателем здоровья социума — каждому своё. Тогда пойдем от обратного: что же мешает признанию и почитанию? Сложно разглядеть имеющиеся достоинства в человеке жалком.

Сама профессия педагога зачастую тянет за собой какой-то странный дух самоуничижения. (Ответ на вопрос, почему так случилось, наверно, дали бы те, кто лучше знает историю российской педагогики. Мне лично видится, что корни проблемы растут даже не из советской системы образования, а из дореволюционной практики работы старых дев в институтах благородных девиц, но на истину я не претендую.) Обычно я далека от принципа переноса личного опыта на всеобщую действительность, но что-то подсказывает мне, что в данном случае такая экстраполяция допустима. Мой профессиональный круг общения достаточно широк для того, чтобы можно было сделать некоторые выводы.

Тех, к кому мои дальнейшие наблюдения не имеют отношения, тоже достаточное количество. Однако учительство в довольно существенной своей части поражено комплексом жертвы — необъяснимым ощущением униженности, даже ущербности. Постоянные жалобы на отношение — «снизу» (от учеников и родителей) и «сверху» (от методистов и РОНО до министерства образования), скорбно поджатые губы, немой укор в глазах, невысказанный (или высказанный) упрёк, откровенное недовольство жизнью — вот то, что видно со стороны во многих из нас.

Вопреки стойкому убеждению многих, комплекс жертвы вовсе не объясняется объективными причинами. Никто не спорит с тем, что профессия учителя — одна из самых сложных, перегруженных «бумажно» и недооценённых в денежном эквиваленте. Но она же и одна из самых интересных и творческих, разве нет? Сколько людей говорили мне, что хотели работать с детьми, считали учительство своим призванием, но по разным причинами не реализовали мечту и теперь временами жалеют. Мы не работаем ассенизаторами, не стоим у мартеновских печей в три смены и не собираем электророзетки на конвейере. Наша профессия — полёт по своей сути, если очистить её от всего наносного. В конце концов, вспомним, что мы когда-то ее сами выбрали, предпочтя всем остальным.

Да, учителю приходится порой сталкиваться с конфликтами, пренебрежением и даже грубостью со стороны родителей — такое случается. Но ведь идут и за советами, и за помощью, приходят с готовностью слушать и слышать — если мы сами заинтересованы в диалоге. Да, учитель работает в системе, которая, мягко говоря, далека от совершенства. Но признаем: у него есть свобода манёвра, начальство не стоит у него над душой каждый час и не следит за малейшим его шагом.

И даже в том, что касается денег (не возьмусь говорить о провинции, сведения о ней для жителей обеих столиц все равно что рассказы странницы Феклуши для дворовых: первые так же легко готовы верить в любое «всёплохо», как последние — в людей с пёсьими головами), всё не так ужасно, как об этом принято думать и говорить.

Школа школе рознь, конечно, многое зависит от политики администрации учреждения, но в целом средняя учительская зарплата действительно не ниже заявленной средней по экономике города. Где-то, безусловно, есть синекуры, но кто сказал, что они должны достаться непременно нам, когда вокруг столько желающих, а «у генералов свои дети»? Где-то есть работа в колбасном цеху за поражающие воображение деньги. Но давайте признаем: мы с вами не станем работать в колбасном цеху. Последнее утверждение не голословно, прецедент в моем учительском окружении был, и тот человек не выдержал даже месяца.

И тем не менее ореол мученичества стойко культивируется в среде, становится неотъемлемой частью, непременным атрибутом образа учителя, и мне как представителю профессии это не особенно нравится, потому что отдаёт манипуляцией и своеобразной пассивной агрессией. Упоминание работников образования и их бедственного положения — ритуальная «заплачка» политиков любой ориентированности, что порой заставляет часть учителей стесняться своей профессии. Сдержанное соболезнование в глазах собеседника пока не всех радует.

Мы получаем за свою работу непропорционально вложенным психологическим усилиям и временным затратам, это так. Однако мы не бессребреники. От нас часто слишком много требуется: всего и сразу, но ведь мы чувствуем и отдачу, достаточно перестать воспринимать некоторые вещи как должное. Помню, как после очередного праздника при маме я небрежно бросила на стол пачку открыток, всем учителям знакомых: «любимому учителю», «любимому классному руководителю», «спасибо Вам за все», «спасибо за Ваш труд», «от вашего 5-го», «от вашего 9-го», «от вашего 11-го» — и походя посетовала на то, что складывать их уже некуда, а выбрасывать жалко.

Наша работа во многом подвижничество. Но вспомним: подвижничество радостно, это осознанно выбранный и светлый путь, не предполагающий немого укора во взоре и упрёков облагодетельствованных за неблагодарность. В массе они ни в чём не виноваты, хотят нас слушать и доверять нам, нужно только дать им повод и основание. Может, попробуем?

Давайте попробуем справиться с эмоциональным выгоранием и усталостью — они, конечно, подкашивают и лишают сил. Давайте встряхнемся и расправим плечи. Давайте сотрём с лица морщины скорби и недовольства жизнью, потому что осознаем: мы занимаемся любимым, творческим делом — многие ли вокруг нас могут этим похвастаться? Это ложное мнение, что состоявшийся человек лишь тот, кто достиг впечатляющего материального достатка. Это и тот, кто получает удовольствие от своей работы. И тот, кто уверен в своей нужности и полезности, — а ведь мы среди тех, кому сложно в этом усомниться. Перестанем же наконец строить из себя Акакия Акакиевича Башмачкина — в конце концов, мы можем позволить себе новую шинель. Наденем её и войдем в кабинет с улыбкой, воодушевлённые и уверенные в себе.

Кроме шуток: давайте сделаем над собой усилие и избавимся от комплекса жертвы, чтобы чувствовать себя счастливее, хотя бы ради тех, кого учим, ведь они в этом нуждаются. Если профессия и требует от учителей сакральной жертвы, то пусть она будет такой.

Источник: newtonew.com