«Говорит Ленинград»

Литературно-музыкальный вечер, посвященный Дню освобождения Ленинграда


 Якунина Галина Павловна, ведущий специалист Центра патриотического воспитания Морского государственного университета им. адмирала Г.И. Невельского


Участники: студенты и курсанты МГУ им. адм. Г.И. Невельского, 18-20 лет

Предварительная работа: репетиции с участниками вечера, съемки видеоролика «Что вы знаете о Блокаде Ленинграда?», подготовка видеопрезентации и видеоматериалов, подбор музыкальных фрагментов, оформление сцены, приглашение жителя блокадного Ленинграда.

Музыкальное оформление:
Седьмая симфония Д. Шостаковича
«Слушай, Ленинград» В. Соловьева-Седого (позывные Ленинградского радио)
«Дорога жизни» А. Розенбаум
«Братские могилы» В.Высоцкого
«Белорусский вокзал» Б. Окуджавы
Запись «Звук метронома»
Запись «Воздушная тревога»
Световое оформление: свет прожекторов, блокадный светильник (коптилка), свечи
Видеооформление:
— видеопрезентация «Блокадный Ленинград»
— видеопрезентация «Люблю тебя, Петра творенье!»
— видеоматериал о Тане Савичевой и Юре Рябинкине.
— видеоматериал к Минуте памяти.
— видеоматериал о прорыве блокады и освобождении Ленинграда.

Перед началом вечера на экране видеоролик: блиц-опрос курсантов и студентов МГУ «Что вы знаете о блокаде Ленинграда?»

 

Ход мероприятия:
 
На сцену выходят ведущие. Звучат позывные Ленинградского радио

Ведущая 1: Добрый день! Сегодня мы будем говорить о Ленинграде.
Ведущая 2: Двенадцать городов Советского Союза были удостоены после Великой Отечественной войны звания «Города-героя». И первым был назван Ленинград.
Ведущая 1: Что же совершили жители и защитники этого города, почему его имя вошло в мировую историю как символ небывалого мужества и стойкости? Почему Ленинград для нас больше, чем город?
Ведущая 2:  Дадим слово Истории…
 
Снова звучат позывные Ленинградского радио. Курсанты рассказывают краткую историю города и событий 1941 года. Рассказ сопровождается видеопрезентацией истории Петербурга и Ленинграда.
 
Курсант 1: Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит.
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате своей
Пишу, читаю без лампады.
И ясны спящие громады
Пустынных улиц. И светла
Адмиралтейская игла…
 
Курсант 2: Так писал о городе Александр Сергеевич Пушкин.
 
Курсант 1: Петербург был построен по решению императора российского Петра I в 1703 году. Он стал форпостом нашего государства на Балтике, крупным морским портом и новой столицей Российской империи. Благодаря ему сильно укрепились позиции России на северо-западной границе с Европой, откуда в течение столетий то и дело нападали враги.

Курсант 2: Со временем Санкт-Петербург превратился в один из красивейших городов мира. Русская знать приглашала для строительства своих дворцов и особняков самых знаменитых европейских зодчих, соревнуясь в богатстве, изысканности и продуманной красоте.

Курсант 1: Произведения архитектуры, живописи и скульптуры, знаменитые памятники, прекрасные сады и парки, университеты и театры, библиотеки и музеи этого города обрели мировую известность и стали гордостью нашей страны.

Курсант 2: В 1917 году город был переименован в Петроград. Именно в нем произошла революция, которая получила название Великой социалистической. После смерти вождя революции, Владимира Ильича Ленина, город в 1924 году был переименован в Ленинград. И под этим именем вошел в историю Великой Отечественной войны как символ небывалого мужества…
 
Звучит отрывок из песни «Слушай Ленинград»
 
Курсант 1: К началу Великой Отечественной войны Ленинград был крупнейшим промышленным и культурным центром, в нём проживало свыше 3 миллионов жителей.

Курсант 2: В гитлеровском плане уничтожения Советского Союза захвату Ленинграда придавалось исключительное значение. Взяв Ленинград, должны были соединиться немецкие и финские войска. Это должно было укрепить гитлеровскую коалицию и заставить правительства стран, которые ещё колебались, вступить в войну против СССР. Быстрый захват Ленинграда позволил бы высвободить действовавшую там группу армий «Север» и развернуть её на Москву.

Курсант 1: Покорение Ленинграда Гитлеру было необходимо и для поднятия духа своей армии, чтобы поддержать её веру в реальность молниеносной войны против Советского Союза.

Курсант 2: И, наконец, фюрер верно чувствовал главное: Москва – это сердце России, а Ленинград — ее душа. Как человек не может жить без души, так и страна потеряет свой боевой дух, когда лишится Ленинграда. Было решено полностью стереть с лица земли Ленинград, жемчужину русской и мировой культуры, поскольку покоренному славянскому народу никакая культура не понадобится…

Курсант 1: На захват Ленинграда была брошена группа армий «Север» под командованием генерал-фельдмаршала, потомственного аристократа, барона фон Лееба. В первые месяцы войны немцы успешно наступали. Уже в июле-августе 1941 года они захватили почти всю Ленинградскую область. 30 августа гитлеровцы перерезали железную дорогу, соединяющую Ленинград с территорией Советского Союза. 8 сентября немецкие войска вышли на южный берег Ладожского озера и в устье реки Невы захватили город-крепость Шлиссельбург. Теперь Ленинград был полностью окружён, блокирован с суши. Движение судов с Ладоги по Неве тоже прекратилось.

Курсант 2: На Карельском перешейке финские войска, выйдя к советской государственной границе, ждали благоприятного момента, чтобы ринуться на Ленинград с севера. До Ленинграда оставалось всего полсотни километров, а кое-где – и меньше двадцати. Немцы рассматривали Ленинград в бинокли, предвкушая скорую победу. Но их остановили. Две недели войска нескольких немецких армий штурмовали город, но сломить нашу оборону не смогли. Войска Ленинградского фронта и Балтийского флота не позволили им взять Ленинград.

Курсант 1: В начале октября 1941 года немцы прекратили штурм и сменили тактику. 7 октября командующий группой армий «Север» получил секретную директиву из Берлина: «Капитуляция Ленинграда, а затем и Москвы не должна быть принята даже в том случае, если она будет предложена советским командованием. Если жители городов попытаются их покинуть, они должны быть отогнаны огнём обратно. Сами города перед занятием их должны быть превращены в развалины огнём артиллерии и бомбардировками с воздуха. Это должно увеличить хаос в захваченных землях и облегчить управление и использование этих территорий после окончания войны».

Курсант 2: Директива чётко выполнялась. Ленинград должен был погибнуть от обстрелов и бомбежек, от холода, голода и эпидемий. Люди должны быть доведены до такого состояния, чтобы саму смерть считать благом и избавлением от страданий…

Курсант 1: Началась блокада Ленинграда, которая продолжалась 900 дней
 
После слов «Так началась блокада…» в зале гаснет свет, вспыхивают прожектора, звучит сигнал воздушной тревоги. Затем выходит девушка, зажигает светильник. Раздается звук метронома. Девушка читает блокадные стихи Ольги Берггольц.

Я говорю с тобой под свист снарядов,
Угрюмым заревом озарена.
Я говорю с тобой из Ленинграда,
Страна моя, печальная страна…
Кронштадтский злой, неукротимый ветер,
В моё лицо закинутое бьёт.
В бомбоубежищах уснули дети,
Ночная стража встала у ворот.
Над Ленинградом — смертная угроза,
Бессонны ночи, тяжек день любой.
Но мы забыли, что такое слёзы,
Что называлось страхом и мольбой.
Да, есть слова, наполненные светом,
И с нами всюду сердце бьётся в лад.
Не называя всех, скажите: «Ленинград!» —
И это будет подлинным ответом.
… Ещё идя сквозь ужасы войны,
Мы испытали всё и в полной мере.
Кому-нибудь потомки не поверят.
Кому-то не поверят, нам — должны!

В зале загорается свет
 
Ведущая 1: 900 дней – это много или мало?

Ведущая 2: Для истории – это мгновение. А для человека – не девятьсот, а тридцать дней – предел, когда он может прожить без еды.

Ведущая 1: В городе, где к началу блокады насчитывалось почти три миллиона человек, не стало продуктов, отключили электричество, водопровод, отопление. А уже начинались морозы…

Ведущая 2: И бомбили почти непрерывно. Во многих домах целых стёкол в окнах не осталось, температура в квартирах стала почти такой же, как на улице. Начались сильные снегопады с ветром, но убирать снег было уже некому. С декабря перестал ходить городской транспорт. Морозы достигли тридцати градусов…

Ведущая 1: Кто не испытал сам, тому трудно представить все это, трудно поверить, что так было. Но так было.

Ведущая 2: За всю историю города в него никогда не вступал враг. Но в 1941 году в Ленинград вошел Голод. Он стал самым страшным врагом для ленинградцев. Продукты выдавали по карточкам еще с июля, но 8 сентября разбомбили продовольственные склады и нормы выдачи резко сократились.

Ведущая 1: Эти нормы снижали 12-го сентября, 1-го октября, 13 ноября 1941 года… После очередного, пятого снижения нормы 20 ноября 1941 года рабочие стали получать 250 г. хлеба в день, а все остальные — 125 граммов хлеба… На весь день.

Ведущая 2: 125 граммов хлеба. И ничего больше. Посмотрите, взвесьте: вот они, эти граммы… Блокадный хлеб был черным и липким, как глина, он был водянистый, с примесью целлюлозы и опилок, муки в нем почти не было.
 
Трое курсантов спускаются в зал и между рядов несут на ладонях куски «блокадного хлеба»
 
Ведущая 1: Немецкие генералы знали, сколько населения осталось в городе, какие запасы хранились на продовольственных складах, и какими стали нормы хлеба после того, как эти склады разбомбили немецкие самолеты.

Ведущая 2: Немецкие учёные рассчитали, сколько максимально может продержаться население на этом пайке с учетом зимних холодов. По расчётам немецкого командования, в январе-феврале можно было спокойно войти в город, не потеряв ни одного немецкого солдата, и устроить парад на Дворцовой площади. А потом сровнять непокорный город с землей.

Ведущая 1: Они рассчитали всё. Не учли только один фактор: силу человеческого духа. Да и кто мог рассчитать эту силу? Давайте послушаем учёных…

Двое курсантов рассказывают о ситуации в блокадном городе, о феноменальной силе духа блокадников. Видеопрезентация о блокадном Ленинграде.
 
Курсант 1: Летом 1945 года в Берлине встретились двое ученых. Одним из них был профессор Цигельмайер, ректор Мюнхенского пищевого института. Другой – заведующий технологическим отделением Ленинградского витаминно-пищевого института профессор Алексей Беззубов, которого командировали в Германию для работы в Советской военной администрации.

Курсант 2: Оба профессора были представителями одной из самих мирных наук – о питании человека. Но в разговоре выяснилось, что Цигельмайер во время войны занимал высокую должность, ведая продуктовым обеспечением гитлеровских войск. Именно его привлекли для консультации, когда захлебнулось наступление под Ленинградом. Гитлер лично сформулировал ему задачу: «Ленинград должен быть уничтожен научно обоснованными методами». Прибыв на фронт, профессор дотошно вникал во все детали и советовал, что следует делать, чтобы скорее уморить ленинградцев голодом. Он вычислил, сколько может продлиться блокада при рационе 200 грамм хлеба в сутки, когда люди начнут умирать, и как будет происходить умирание.

Курсант 1: Много лет спустя Алексей Дмитриевич Беззубов вспоминал: «Цигельмайер рассказывал мне, что они точно знали, сколько у нас осталось продовольствия, знали, сколько людей осталось в Ленинграде – более двух миллионов. Он знал, что к декабрю в городе съели всех кошек, собак, голубей, ворон и крыс. Знал, что мужчины умирали первыми, потому что они мускулистые и у них мало жировой подкладки. Знал, что люди превращались в стариков, потому что кожа обтягивала кости черепа, все мышцы становились дряблыми и все сосуды были видны сквозь тонкую и сухую кожу. На первой стадии дистрофии люди отекали, опухали от голода, потому что нарушался водный обмен в организме. А затем, по мере развития болезни, превращались в ходячие скелеты. К тому же от отсутствия витаминов почти все болели цингой: распухали десны и выпадали зубы.

Курсант 2: Алиментарная дистрофия третьей степени, которой болели почти все блокадники – это не только скелет без мышц, когда даже сидеть человеку больно. Это, по словам врачей, « мозг, пожираемый желудком». Люди, которых настигал голод, корчились и мучились так же, как тяжелораненые. Врачи поначалу не знали, как лечить блокадников, которых удавалось эвакуировать из Ленинграда в 1942 году. Их старались накормить получше, а они умирали от заворота кишок в страшных муках.

Курсант 1: Алексей Беззубов со своим отделом занялся промышленным изготовлением настойки из сосновой коры и хвои. Эта настойка спасла жизни тысяч блокадников: она спасала от цинги, ею пропитывали хлеб, кропили кашу, если она была. Ленинградцы ели подсолнечный жмых, варили студень, разрезая шкуры животных и кожаные ремни на тонкие полоски и добавляя столярный клей. Пекли блины из горчичного порошка на глицериновом масле, варили конопляные зерна от птичьего корма, соскребали мучной клей с обоев, добавляли в суп вазелин и торф, рыбнокостную муку и соевое молоко. Даже танковый жир, которым смазывают танки, шел в еду.

Курсант 2: Немецкий профессор знал, что голод изменяет людей не только физически – он меняет характер и привычки, искажает весь душевный облик, пробуждает животные инстинкты… Наступает необратимый распад человеческой личности. Цигельмайер точно знал: одной силой духа человек не продержится. Организму нужны калории, нужна еда, минимальное количество которой — две тысячи калорий в сутки. У блокадников не было и половины этого минимума. Не видя ожидаемого результата, профессор менял схему расчетов, вводил на всякий случай пониженные коэффициенты белков и жиров. Жители Ленинграда по всем статьям должны были погибнуть к февралю, максимум – к марту 1942 года. Но они продолжали жить, да еще и работали, и воевали, нарушая все законы науки.

Курсант 1: Цигельмайер не понимал, в чем он, специалист высочайшего класса, допустил просчет. Он не мог объяснить генеральному штабу, почему его прогнозы не оправдались. И в 1945 году он дотошно выспрашивал своего русского коллегу, в чем состояла его ошибка. «Я писал справку, что люди на таком пайке жить физически не могут. Я писал, что в феврале-марте мы войдем в город совершенно свободно, не потеряв ни одного немецкого солдата. Я отвечал за свои слова всем своим авторитетом. И я не понимаю, что за чудо у вас произошло?»

Курсант 2: Но Алексей Беззубов, сам переживший блокаду, не мог до конца объяснить, откуда у людей брались силы…

Ведущая 1: Зимой 1941-1942 года от голода, холода и обстрелов погибло более 400 тысяч человек. Но город жил. Более того – он работал, давая фронту снаряды и военную технику. По сути, Ленинград и стал фронтом. Заводы его находились в нескольких сотнях метров от линии обороны и ежедневно обстреливались. Рабочие добирались до заводов пешком за несколько километров от дома – среди них все меньше оставалось взрослых и всё больше было подростков 15, 14, 13-ти лет. Когда совсем не было сил на ходьбу, они ночевали прямо на заводе.
 
На экране повторяется видеопрезентация «Блокадный Ленинград»
 
Ведущая 1: Истощенные до предела, в нетопленных темных квартирах, под снарядами и бомбами ленинградцы не только жили. Хотя и это уже подвиг. Они боролись с врагом, с голодом, холодом и смертью. Они думали о будущем.

Ведущая 2: Понимая, что значит Ленинград для русской и мировой культуры, они спасали памятники истории. Это благодаря им мы сегодня можем любоваться творениями великих скульпторов и архитекторов, спасенных во время блокады. Для этого в 40-градусный мороз, на ветру, на огромной высоте (122 метра!), ленинградские альпинисты вручную укрывали огромными брезентами позолоченные шпили Адмиралтейства и Петропавловской крепости, красили серой краской позолоченные купола соборов, которые служили ориентиром при обстрелах и бомбежках города.

Ведущая 1: Вот еще один факт, который кажется невероятным. В сельскохозяйственной академии Ленинграда находилась уникальная коллекция зерновых семян, собранная ученым Николаем Ивановичем Вавиловым со всего света. Это были сотни килограмм зерна! И рядом с этим богатством всю блокаду находились учёные. Многие из них умерли. Умерли от голода. Но всю вавиловскую коллекцию они сберегли.

Ведущая 2: Гитлеровцы просчитались, надеясь, что нечеловеческие страдания и лишения пробудят в ленинградцах низменные инстинкты, заглушат в них все человеческое. Было всякое, ведь люди — разные. Были такие, которые переступали последнюю черту, впадали в голодное безумие. Но большинство оставалось людьми до последней минуты.

Ведущая 1: Те, кто пережил блокаду, до сих пор помнят глубокую человечность ленинградцев, их доверие и уважение друг к другу. История хранит множество свидетельств людей, переживших блокаду, о человеческом участии, заботе, готовности к самопожертвованию ради спасения другой жизни. Кто-то помог дойти до дома обессилевшему человеку, кто-то поделился последней крошкой хлеба, обогрел, напоил кипятком…

Ведущая 2: Солдаты и матросы, которые обороняла Ленинград, тоже голодали. Они бились насмерть на Невском пятачке, пытались отбить железную дорогу, которая вернула бы городу полноценное снабжение. У них не хватало сил для того, чтобы перейти в атаку и отогнать немцев, но подступы в город они обороняли с поразительной стойкостью. Ни один немец в Ленинград не вошёл. В декабре 1941 года начала действовать дорога через Ладожское озеро. В народе её сразу назвали «Дорогой жизни». Дадим слово военным…
 
Курсанты рассказывают о «Дороге жизни». На экране — видеопрезентация «Ленинград сражается»
 
Курсант 1: Снабжать огромный город, со всех сторон окруженный врагом, было очень трудно. Продовольствие подвозили по железной дороге к восточному берегу Ладожского озера, затем его грузили на баржи и водным путем доставляли до специально построенной железнодорожной ветки, и затем доставляли в Ленинград. Это был тонкий ручеек, который никак не мог удовлетворить потребности Ленинграда в продуктах. Но даже его, эту ниточку жизни, приходилось оборонять, оплачивать сотнями жизней моряков и солдат, летчиков и зенитчиков. С приходом зимы трасса, названная Дорогой жизни, стала проходить по льду.

Первыми по ней пошли конные обозы с хлебом. А когда лёд стал толще, продукты повезли на грузовиках. На обратном пути из города вывозили обессиленных ленинградцев, в первую очередь детей и женщин. Смерть постоянно подстерегала шоферов. Днем и ночью налетали на колонны с грузом вражеские бомбардировщики, немецкая артиллерия вела прицельный огонь.

Дорога жизни проходила по льду Ладожского озера на расстоянии 20 километров от занятого противником берега. Её обороняли и обслуживали двадцать тысяч солдат и офицеров. Они почти каждый день совершали невозможное: сохраняли дорогу. Героизм этих людей – одна из самых ярких страниц не только блокады, но и всей Великой Отечественной войны.
В город везли хлеб, пробиваясь через вьюги, минуя ледяные полыньи и трещины. Лед часто трескался, и машины тонули: с хлебом, с людьми, детьми, которых пытались эвакуировать…
На Дороге жизни хорошо знали шофёра Максима Твердохлёба. В канун 1942 года он должен был доставить мандарины из Грузии детям на новогоднюю ёлку. Ехать пришлось ночью. Но внезапно два немецких самолета атаковали грузовик и изрешетили его пулями. Разбилось смотровое стекло, водителя ранило в руку, из машины повалил пар. Можно было выскочить из машины! Но израненный шофёр довёл машину до берега, в ней потом насчитали 49 пробоин. Ленинградские дети получили на новогодней ёлке мандарины…
Бывало, что моторы застывали в пути, приходилось их разогревать. Какой ценой давался этот «разогрев», рассказала поэтесса Ольга Берггольц:
 
Курсант 2: И было так: на всем ходу
Машина задняя осела.
Шофер вскочил, шофер на льду.
— Ну, так и есть – мотор заело.
Ремонт на пять минут, пустяк.
Поломка эта – не угроза,
Да рук не разогнуть никак:
Их на руле свело морозом.
Чуть разогнешь – опять сведёт.
Стоять? А хлеб? Своих дождаться?
А хлеб – две тонны? Он спасет
Шестнадцать тысяч ленинградцев.
И вот – в бензине руки он
Смочил, поджег их от мотора,
И быстро двинулся ремонт
В пылающих руках шофера.
Вперед! Как ноют волдыри,
Примерзли к варежкам ладони.
Но он доставит хлеб, пригонит
К хлебопекарне до зари.
Шестнадцать тысяч матерей
Пайки получат на рассвете –
Сто двадцать пять блокадных грамм
С огнём и кровью пополам…

После выступления курсантов звучит песня А. Розенбаума «Дорога жизни» (видеоролик)
 
Ведущая 1: Город не сдавался. Круглосуточно работало радио. Шли передачи. Если их не было, из динамиков раздавался стук метронома, но это все равно означало, что на радио есть люди. Часто звучали стихи поэтов-блокадников: Николая Тихонова, Веры Инбер, Ольги Берггольц…

Ведущая 2: Поэтесса Ольга Федоровна Берггольц, которую сами блокадники называли Ленинградской мадонной и Музой блокадного Ленинграда, ежедневно приходила на радио и читала стихи. А когда ноги отказали, и она не могла передвигаться, то ночевала прямо в радиостудии. И её голос, голос непокоренного города, каждый день звучал по городскому радио.
 
Звучат стихи О. Берггольц «Ленинградке». На экране – фото Ольги Берггольц

Ещё тебе такие песни сложат,
Так воспоют твой облик и дела,
Что ты, наверно, скажешь:
— Не похоже.
Я проще, я угрюмее была.
Мне часто было страшно и тоскливо,
Меня томил войны кровавый путь,
Я не мечтала даже стать счастливой,
Мне одного хотелось — отдохнуть…
Да, отдохнуть ото всего на свете –
От поисков тепла, жилья, еды.
От жалости к своим исчахшим детям,
От вечного предчувствия беды,
От страха за того, кто мне не пишет
(Увижу ли его когда-нибудь),
От свиста бомб над беззащитной крышей,
От мужества и гнева отдохнуть.
Но я в печальном городе осталась
Хозяйкой и служанкой для того,
Чтобы сберечь огонь и жизнь его.
И я жила, преодолев усталость.
Я даже пела иногда. Трудилась.
С людьми делилась солью и водой.
Я плакала, когда могла. Бранилась
С моей соседкой. Бредила едой.
И день за днем лицо мое темнело,
Седины появились на висках.
Зато, привычная к любому делу,
Почти железной сделалась рука.
Смотри, как цепки пальцы и грубы!
Я рвы на ближних подступах копала,
Сколачивала жесткие гробы
И малым детям раны бинтовала…
И не проходят даром эти дни,
Неистребим свинцовый их осадок:
Сама печаль, сама война глядит
Познавшими глазами ленинградок.
Зачем же ты меня изобразил
Такой отважной и такой прекрасной,
Как женщину в расцвете лучших сил,
С улыбкой горделивою и ясной?
Но, не приняв суровых укоризн,
Художник скажет с гордостью, с отрадой:
— Затем, что ты — сама любовь и жизнь,
Бесстрашие и слава Ленинграда!

Ведущая 1: В мае 1942 года на городском стадионе состоялся футбольный матч между командами «Зенит» и «Динамо». Об этом матче говорили все радиостанции мира. А 9 августа 1942 года в Большом зале Ленинградской филармонии состоялась премьера Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича, которую композитор назвал «Ленинградской» и посвятил родному городу.

Ведущая 2: Он начал писать эту симфонию еще в сентябре 1941 года, когда сомкнулось кольцо блокады. «Ленинградская симфония» стала музыкальным памятником блокаде. Фашисты пытались помешать премьере, устроить внеплановую бомбардировку. Но зенитчики, охранявшие подступы к филармонии, и советские истребители не пропустили к центру города ни одного немецкого самолета. И снова радиостанции Советского Союза и всего мира передавали: Ленинград жив! В нем состоялась премьера симфонии! Послушаем отрывок из неё. Внимание на экран.
 
Звучит отрывок из Седьмой симфонии. На экране – кадры первого исполнения симфонии в Ленинграде
 
Ведущая 1: Город жил. Весной его очистили от нечистот, убрали тысячи замерзших трупов. Город удалось спасти от эпидемий, на которые рассчитывали гитлеровцы. В нем снова работали театры и библиотеки. Даже зимой работало около ста школ. В невыносимых условиях блокады, когда не было еды, воды, дров, теплой одежды, многие дети учились.

Ведущая 2: Учились несмотря ни на что. И это тоже — подвиг. Опасен был сам путь в школу: ведь на улицах, как на передовой, часто рвались снаряды, сугробы были по пояс, а кое-где и в человеческий рост.

Ведущая 2: В школах и бомбоубежищах, где проводились занятия, стоял такой мороз, что замерзали чернила, а ученики сидели в пальто, шапках и рукавицах. У всех была общая болезнь — дистрофия. А к ней прибавилась еще и цинга. Кровоточили десны, шатались зубы. Ученики умирали не только дома, но, случалось — и прямо в классе.

Девчонка руки протянула
И головой — на край стола.
Сначала думали — уснула,
А оказалось — умерла…
Никто не обронил ни слова.
Лишь хрипло сквозь метельный стон
Учитель выдавил, что снова
Уроки — после похорон.
 
Ведущая 1: В блокадном городе в 1941 году оставалось 400 тысяч детей. Дадим слово – детям блокады…
 
Студентка рассказывает о Тане Савичевой и читает её дневник. На экране – портрет и памятники Тане

Большая и дружная семья Савичевых жила в Ленинграде на Васильевском острове. В ней было восемь детей, Таня – самая младшая. Ей было одиннадцать лет, когда началась война, а затем – блокада. Всю блокаду Таня вела дневник. Это была толстая общая тетрадь в клеенчатой обложке. Но она сожгла его зимой 1942 года, когда нечем стало топить печку. У неё осталась только маленькая записная книжка — обтянутый шёлком, блокнотик.
Несколько страниц этого маленького блокадного блокнота — это крик души о помощи, о том, что ничего нет на свете страшнее войны. Это документ такой эмоциональной силы, что его зачитали как обвинительный документ против преступлений фашизма на Нюрнбергском процессе в 1945 году, где международный трибунал судил главарей нацизма.
Женя умерла 28 дек в 12.30 час утра 1941 г.
Бабушка умерла 25 янв. 3 ч. дня 1942 г.
Лёка умер 17 марта в 5 час. утра в 1942 г.
Дядя Вася умер в 13 апр. 2 ч ночь 1942 г.
Дядя Леша 10 мая в 4 ч дня 1942 г.
Мама в 13 мая в 7.30 час утра 1942 г.
И дальше три коротких предложения: Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня.
Девять страниц, на шести из которых даты смерти близких Тане людей — матери, бабушки, сестры, брата и двух дядей. Почти вся семья Савичевых погибла во время ленинградской блокады. Сама Таня была эвакуирована летом 1942 года, но её здоровье было сильно подорвано: дистрофия, цинга, нервное потрясение, да еще обострился костный туберкулёз, которым она переболела в раннем детстве. Таня умерла в 1944 году. Блокаду пережили только её старшая сестра Нина и старший брат Михаил, благодаря которым дневник Тани стал одним из символов Великой Отечественной войны.
 
Курсанты рассказывают о Юре Рябинкине и читают его дневник. На экране – фото Юры
 
Курсант 1: Блокадный дневник Юры Рябинкина, 16-летнего ленинградского школьника, был начат 22 июня 1941 года. Юра взял для этого толстую тетрадь в клеенчатой обложке, как будто предчувствовал, что писать придется не один месяц. Аккуратно вывел в заглавии свое полное имя и адрес, написал свою краткую биографию и семейное положение… Юра писал дневник полгода, до самых последних дней жизни, которая, судя по записям и свидетельствам родных, оборвалась в январе 1942 года. Никто не может точно сказать, как и когда он умер, и каким чудом уцелел дневник – тетрадь попала в руки историков лишь двадцать пять лет спустя после войны. И сразу стала одним из самых живых, правдивых и ужасающих документов блокадного Ленинграда.

22 июня 1941 г. Всю ночь мне не давало спать какое-то жужжанье за окном. Когда, наконец, к утру оно немного затихло, поднялась заря. Сейчас в Ленинграде стоят лунные, светлые, короткие ночи. Но когда я взглянул в окно, я увидел, что по небу ходят несколько прожекторов. Утром наскоро оделся, умылся, поел и пошел во Дворец пионеров. В это лето я решил получить квалификацию по шахматам. Выйдя на улицу, у ворот нашего дома я увидел дворника с противогазом и красной повязкой на руке. У всех подворотен было то же самое. Милиционеры были с противогазами, и на всех перекрестках говорило радио. Я прислушался и… замер.
— …Вчера в 4 часа ночи германские бомбардировщики совершили налет на Киев, Житомир, Севастополь…
Когда я вернулся домой, дома была только мама. Она уже знала о происшедшем.

28 июня. Сегодня работал во Дворце пионеров на строительстве бомбоубежища. Работа была адовая. Мы стали каменщиками. Я отбил все свои руки молотком — все они теперь в царапинах и синяках. Да… это, пожалуй, самая тяжелая, самая опасная для нас война. Многое будет стоить победа.

27 августа. Новгород взят уже несколько дней тому назад. Ленинград подвергается опасности быть отрезанным от СССР. Нам присылают все время американские танки, самолеты («боинги»). «Боинги» везут на кораблях до Владивостока, а там они летят с посадками до Ленинграда. …Мама меня хочет записать в военно-морскую спецшколу. Да только я знаю, что медкомиссия меня не пропустит (слабое зрение и легкие), и отказываюсь. Тяжело все же отказываться от своей мечты — моря, да нечего делать.

1 сентября. Ленинград окружен! Немецкий десант, высадившийся в районе станции Ивановская, отрезал наш город от всего СССР… С сегодняшнего дня продукты продают только по карточкам. Даже спички, соль — и те по карточкам. Настает голод. Медленно, но верно. А завтра мне должно было бы быть 16 лет. Мне —16 лет!

8 сентября. Началось самое жуткое. Дали тревогу. Я выглянул, посмотрел сперва вниз, затем вверх и увидел… 12 «юнкерсов». Загремели разрывы бомб. Один за другим оглушительные разрывы. Я с Ирой бросился вниз. Потом откуда-то прибежала мама, прорвалась по улице. Скоро дали отбой. Полнеба было в дыму. Бомбили гавань, Кировский завод и продовольственные склады. Ночью в стороне Кировского завода виднелось море огня. Дым проникает всюду, и даже здесь, на другом конце города, ощущаем его острый запах.

18 сентября. Вышел приказ о военной подготовке мужчин начиная с 16 лет. По Ленинграду начались уличные бои, все от 16 лет (мужчины) и от 18 лет (женщины) должны идти на баррикады. Ну и дела! Баррикадами не продержаться. Современная война требует авиации, танков, орудий, а что такое баррикады?

25 сентября. В спецшколу не иду. Получаю паспорт. Остаюсь в школьной команде. Прошу маму эвакуироваться, чтобы иметь возможность учиться. Пока езжу на окопы. Через год меня берут в армию. Если не убьют, после войны иду в кораблестроительный институт или на исторический факультет.

17 октября. От голода так и скребет в животе и слюна течет. А ведь я сегодня все-таки пообедал в трестовской столовой. Сказывается отсутствие хлеба в первую очередь.

22 октября. Все утро проторчал в очередях, отморозил ноги. Отоварил 3 талона на крупу. Вечером дежурил в школе. Тревог не было. Наступление немцев продолжается… Дома и холод и голод. Все вместе.

25 октября. Эх, как хочется спать, спать, есть, есть, есть… Спать, есть, спать, есть… А что еще человеку надо? А будет человек сыт и здоров — ему захочется еще чего-нибудь, и так без конца. Месяц тому назад я хотел, вернее, мечтал о хлебе с маслом и колбасой, а теперь вот уж об одном хлебе… Мама мне говорит, что дневник сейчас не время вести. А я вести его буду. Не придется мне перечитывать его, перечитает кто-нибудь другой, узнает, что за человек такой был на свете — Рябинкин Юра, посмеется над этим человеком, да…

29 октября Я теперь еле переставляю ноги от слабости, а взбираться по лестнице для меня огромный труд. Мама говорит, что у меня начинает пухнуть лицо. А все из-за недоедания. Анфиса Николаевна, соседка, сегодня вечером проронила интересные слова: «Сейчас все люди — эгоисты, каждый не думает о завтрашнем дне и поэтому сегодня ест, как только может».

6 ноября. Что такое человек и человеческая жизнь? Сколько человек жило до нас, и сколько их должно было умереть… Но хорошо умереть, чувствуя и зная, что ты добился всего, о чем мечтал в юности. И вот из-за какой-то кучки авантюристов гибнут миллионы и миллионы людей!

15 ноября. У нас не выкуплено на эту декаду 400 граммов крупы, 615 граммов масла, 100 граммов муки… а этих продуктов нигде нет. Где они выдаются, возникают огромные очереди, сотни и сотни людей на улице, на морозе, а привозят чего-нибудь в этом роде человек на сто. А люди встают в 4 часа утра, стоят до 9 вечера по магазинам и ничего не достают. И ничем не поможешь. У мамы распухли ноги и стали твердыми, как камень. Вот дела-то! Я понимаю, что я один из семьи могу достать еду, возвратить к жизни всех нас троих. Но у меня не хватает сил на это. О, если бы у меня были валенки! Но у меня их нет… Сижу в темноте и плачу… Мне ведь только шестнадцать лет! Сволочи, кто накликал всю эту войну…

22 ноября. К 5 часам утра надо идти в очередь обязательно. Все мы издерганы. У мамы я давно не вижу спокойных слов. Чего ни коснется в разговоре — ругань, крик или истерика, что-то в этом роде. Причин много — и голод, и вечный страх перед обстрелом и бомбежкой. В нашей семье — всего-то 3 человека — и постоянный раздор, крупные ссоры… Мама что-то делит, Ира и я зорко следим — точно ли поделила… Просто как-то не по себе, когда пишешь такие слова.

24 ноября. Меня сегодня мать одноклассника назвала круглым дураком, что я не ворую у обеспеченных соседей. «Я бы, — говорит, — и не посмотрела».

29 ноября. Лишь бы вырваться отсюда… Лишь бы вырваться… Кем я стал! Разве я похож на того, каким был 3 месяца назад?.. Позавчера лазал ложкой в кастрюлю Анфисы Николаевны, украдкой таскал из спрятанных запасов на декаду масло и капусту, с жадностью смотрел, как мама делит кусочек конфетки, поднимаю ругань из-за каждого кусочка съестного… Кем я стал? Если бы не надежда на эвакуацию, я бы воровал, грабил, я не знаю, до чего дошел бы. Только до одного я бы не дошел — не изменил бы. Это я знаю твердо. А до всего остального… Больше не могу писать — застыла рука.

3 декабря. Заболела мама. Сегодня она не вышла и на работу. И так тяжело, а тут… Больше ничего не могу писать. Такое упадочное настроение. Сижу в кухне, трещат дрова в печке, а на сундуке рядом лежит больная мать… Боже мой! Мама больна, Ира — ребенок, от тети Тины ничего нет, неизвестен и ее адрес, я еле держусь на ногах… Что-то будет дальше?..

5 декабря. Мама права, надо верить всегда в лучшее. Сейчас надо верить, что мы эвакуируемся. Хотя мама еле ходит — она поправится, хотя Ира жалуется на боли в левом боку — пройдет. Хотя я и мама не обуты, у нас нет валенок и теплых вещей — мы вырвемся из этого голодного Ленинграда. Но сейчас уже вечер, идет тревога, бьют зенитки, рвутся бомбы… Разыгрывается жутчайшая лотерея, где выигрыш для человека — жизнь, а проигрыш — смерть.

6 декабря. Слышал вчера в какой-то очереди, что запрещена пешая эвакуация, которая производилась по льду Ладожского озера. Людям давали белые маскировочные халаты, и они проходили в них сквозь пургу, по льду, без остановки, без еды 80 километров. Многие не выдерживали и погибали.

8 декабря. Хорошо бы улететь 12-го. Пожалуй, тогда у меня даже воспоминания об этой жуткой голодовке как-то смягчатся. А ведь что со мной было? Ел кота, воровал ложкой из котелков Анфисы Николаевны, утаскивал лишнюю кроху у мамы и Иры, обманывал порой их, замерзал в бесконечных очередях, ругался и дрался у дверей магазинов. Я зарастал грязью, разводил кучу вшей, у меня не хватало энергии от истощения, чтобы встать со стула, — это была для меня такая огромная тяжесть! Непрерывная бомбежка и обстрелы, дежурства на школьных чердаках, споры и сцены дома с дележом продуктов… Я осознал цену хлебной крошки, которые подбирал пальцем по столу, и я понял, хотя, быть может, и не до конца, свой грубый эгоистичный характер. «Горбатого могила исправит» — говорит пословица. Неужели я не исправлю своего характера?

9 декабря. «Характер человека проявляется у него полностью лишь в несчастье». Только бы начать! Завтра я должен бы принести все пряники домой, но ведь я не утерплю и хотя бы четверть пряника да съем. Однако попробую принести все. Все! Ладно, пусть уж если я скачусь к голодной смерти, к опухолям, к водянке, но будет у меня мысль, что я поступил честно, что у меня есть воля. Завтра я должен показать себе эту волю. Не взять ни кусочка из того, что я куплю! Ни кусочка!

11 декабря. На часах одиннадцать утра… А впереди — день, вечер, ночь. А там… там новый день, новая порция хлеба в 125 г. Медленно угаснет во мне жизнь, как медленно перевертываются страницы этого дневника… Через две декады Новый год. Где-то будем мы, что будет с нами? В эту новогоднюю ночь осиротеют новогодние игрушки в диване, не будет для них елки, не до елки будет каждому человеку в Ленинграде. Как сон мы вспомним, если будем живы, прошлогодние рождественские вечера, елки с горящими свечами, обильный пряностями, закусками и другими сладостями ужин, какой всегда был на 1 января…

15 декабря. Сколько людей каждый день умирает в Ленинграде! Голод несет смерть всему живому. Только на себе испытавшие голод могут понять его. Вообразить же его не испытавшему человеку невозможно. Каждый прожитый мною здесь день приближает меня к самоубийству. Действительно, выхода нет. Тупик, я не могу дальше продолжать так жить. Опять замолкло все об эвакуации. Не могу… Рядом мама с Ирой. Я не могу отбирать от них их кусок хлеба. Я чувствую, знаю, что вот предложи мне кто-нибудь смертельный яд, смерть от которого приходит без мучений, во сне, я взял и принял бы его. Я хочу жить, но так жить я не могу!

30 декабря. Тихая грусть, гнетущая. Тяжело и больно. Вспоминаются дни, вечера, проводимые здесь, когда я выхожу из кухни в нашу квартиру. В кухне есть еще какой-то мираж нашей прошлой довоенной жизни. Политическая карта Европы на стене, ходики на стене, тепло от плиты, когда она топится… Но мне хочется обойти опять всю квартиру. Надеваешь ватник, шапку, запоясываешься, натягиваешь варежки на руки и открываешь дверь в коридор. Здесь мороз. Изо рта идут густые клубы пара, холод забирается под воротник, поневоле поеживаешься. Коридор пуст. У нас 3 комнаты. Теперь рядом… пустая комната, окно разбито, гуляет холодный ветер с улицы, голый дубовый стол у стены и голая этажерка в углу. Пыль и паутина по стенам… Что это? Это бывшая столовая, место веселья, место учебы, место отдыха для нас. Здесь когда-то (кажется давным-давно) стояли диван, буфет, стулья, на столе стоял недоеденный обед, на этажерке книги, а я лежал на диване и читал «Трех мушкетеров», закусывая их булкой с маслом и сыром или грызя шоколад. В комнате стояла жара, а я, переживал, что не пошел в театр или еще что-нибудь. Это было счастье, которое я даже не подозревал — счастье жить в мирное время, счастье иметь заботившуюся о тебе мать, знать, что будущего у тебя никто не отымет…

3 января. Боюсь, что и дневник-то этот не придется мне закончить, чтобы на последней странице написать слово «конец». Уже кто-нибудь другой запишет его словами «смерть». А я хочу так страстно жить, веровать, чувствовать! Но… эвакуация будет лишь весною, когда пойдут поезда по Северной дороге, а до весны мне не дожить. Я опух, каждая клетка моей ткани содержит воды больше, чем нужно. Мне лень передвинуться, лень встать со стула, пройти. Мама порвала со мной. Они с Ирой оставят меня, у мамы уж такая сейчас стала расшатанная нервная система… Мама сейчас грубая, ругань от нее я слышу на каждом шагу. Но я не сержусь на нее за это, я — паразит, висящий на ее и Ириной шее. Смерть, смерть глядит прямо в глаза. И деться от нее некуда. Что мне делать, о господи? Я ведь умру, умру, а так хочется уехать, жить, жить!.. Но, быть может, хоть останется жить Ира. Нет никакой надежды, лишь только страх, что заставишь погибнуть с собой и родную мать, и родную сестру.

6 января… Я совсем почти не могу ни ходить, ни работать. Полное отсутствие сил. Мама еле тоже ходит — я уж себе даже представить этого не могу, как она ходит. Теперь она часто меня ругает, кричит, с ней происходят бурные нервные припадки, она не может вынести моего никудышного вида… Но я ведь не симулирую свое бессилие, Нет! Это не притворство, силы из меня уходят, уходят, плывут… А время тянется и тянется, длинно, долго!.. О господи, что со мной происходит?..

Курсант 2: Через два дня, восьмого января, мама Юры получила документы на эвакуацию. Но Юра не смог покинуть квартиру: ноги не подчинялись ему. У истощенной матери не было сил донести его до санок. И она ушла на вокзал с дочерью Ирой, чтобы спасти хотя бы её. Юра остался в холодном и темном доме один…

Ведущая 1: По последним данным только за первый, самый тяжёлый год блокады, погибли около 800 тысяч ленинградцев. Всего за годы блокады погибло почти 1,5 млн. человек. Давайте почтим их память…

Ведущая 2: Объявляем минуту молчания…

Минута молчания

Звук метронома и кадры блокады на экране. Ведущие на сцене зажигают свечи
 
Ведущая 1: Люди, которые пережили блокаду, очень неохотно делятся воспоминаниями. Несмотря на то, что прошло семьдесят лет, душевные раны, нанесенные войной, не зарастают. Тем дороже их согласие на встречу. Сегодня у нас в зале присутствуют два замечательных человека: председатель общественной организации блокадников Советского района Антонина Николаевна Бакирова и её заместитель Светлана Андреевна Гумина. Давайте их поприветствуем!

Антонине Николаевне было девять лет, когда её эвакуировали из блокадного города. Она воспитывалась в детском доме, в юности завербовалась на Дальний Восток, работала на самых трудных участках, таких как горячий цех кирпичного завода, потом на стройке. Вырастила четверых детей одна, поскольку муж трагически погиб в молодые годы. Человек поразительной стойкости, цельности и мужества. Мы предоставляем ей слово.

Выступление А.Н. Бакировой

Девушки вручают блокаднице гвоздики и книги об университете

Ведущая 1: 18 января 1943 года наступая навстречу друг другу, соединились части Волховского и Ленинградского фронтов. Они преодолели четырнадцатикилометровую полосу обороны немцев. И весь мир узнал, что блокада прорвана!
 
Выступление по радио Ольги Берггольц
 
Ведущая 2: Вы услышали сейчас живой голос Ольги Федоровны Берггольц, блокадной музы Ленинграда. Но до полного освобождения оставался ещё год. Ленинград освободили 27 января 1944 года. Этот день стал Днём победы великого города и его жителей.
 
Ведущая 1: К этому дню в городе осталось около семисот тысяч человек. Его население уменьшилось в три раза.

Ведущая 2: Никто из ленинградцев не думал, что совершает подвиг.

Ведущая 1: Они думали о будущем – и делали всё, чтобы это будущее у нас с вами было. Они верили в победу и не могли представить себя рабами.

Ведущая 2: В нечеловеческих условиях они смогли остаться людьми. Они узнали всю правду о человеке, о его возможностях и пределах. И они указали предел неостановимой немецкой силы. 900 дней голодный обессиленный Ленинград держал несколько сытых и сильных немецких армий, не давая им сделать ни шагу.

Ведущая 1: Гитлеровцы так и не поняли, почему это произошло. Но нам необходимо понять: то, что сделали ленинградцы – это их завещание нам.

Ведущая 2: Не хлебом единым жив человек. Не деньги и сила правят миром. Все самое главное в этом мире цены не имеет. Запомним этот урок Ленинграда…
 
Коллективное исполнение на сцене песни Б.Окуджавы «Здесь птицы не поют…»


 
На экране – Пискаревское кладбище. Завершение вечера

 
Использованные источники:

  • Стихотворения поэтов: Ольги Бергольц, Александра Розенбаума, Владимира Высоцкого, Булата Окуджавы, Дмитрия Шостаковича, В.Соловьева-Седова
  • Литература:
  • Д. Гранин, О. Алексиевич. Блокадная книга
    Ольга Бергольц. Дневные звезды
    Дневник Юры Рябинкина
    ДневникТани Савичевой