Биолог: Неумеренное использование гаджетов необратимо меняет личность ребенка
Доктор биологических наук Ольга Гилева исследовала влияние цифровизации на школьников.
— По приглашению коллег я изучала детей, которые учатся в разных школах, — рассказывает биолог. — Это были три традиционные школы, где цифровым технологиям уделяют меньше внимания, и три, что называется, «цифровых», где весь учебный процесс построен с участием компьютерных технологий. Учебные заведения, которые мы исследовали, находятся в Екатеринбурге и Первоуральске.
— Цифровые школы — что вы имеете в виду, какие критерии?
Ольга Гилева: Прежде всего, это настрой самого педколлектива. Обычно в таких школах два и больше компьютерных класса, может быть кабинет робототехники, и они не пустуют. В них уже давно пользуются электронным журналом и дневником, для взаимодействия между учителями, детьми и родителями активно используются чаты. Дети участвуют в виртуальных экскурсиях и занятиях. В общем, максимально задействованы все возможности, которые представляют цифровые технологии.
В традиционной школе часто менее развито цифровое оснащение учебного процесса. Между учениками и педагогами больше личного общения, чаты используются заметно реже. Как правило, в таких школах активно работает большое количество кружков, коллективов художественной самодеятельности.
— Как проходило исследование?
Ольга Гилева: С согласия родителей и самих детей шестиклассники были протестированы по целому ряду показателей, изучались показатели тревожности, электроэнцефалограмма головного мозга. Оказалось, что дети цифровых и традиционных школ достаточно сильно различаются. Например, из соотношения показателей тревожности и стрессоустойчивости мы увидели, что дети в цифровой школе подвержены большему стрессу, при этом они вынуждены, видимо, снижать эмоциональную нагрузку, поэтому не слишком волнуются в школе. Получается мы, взрослые, вкладываем ресурсы в современное оснащение школы, а в результате дети учатся не слишком напрягаться в учебе — выращиваем не очень образованных учеников, которые к тому же не приучены к трудолюбию.
По электроэнцефалограмме были получены ошеломляющие данные. При регистрации этого показателя детям были даны несложные задания, выявляющие тип мышления ребенка. Например, сестрица Аленушка старше братца Иванушки на 4 года, на сколько лет она будет старше брата через 5 лет? Взрослый, или ребенок, у которого хорошо работает логика, сразу ответит, а ребенок со зрительным восприятием в этом возрасте не может решить такую задачу. Зато если просить подобрать коробочку к развертке, то уже логик не способен это сделать, а ребенок с развитым пространственным мышлением решает мгновенно.
Особенности мышления в этом возрасте проявляются очень ярко. Одновременно вели запись электроэнцефалограммы, которая показывала активные зоны мозга ребенка. У логиков активируются лобные участки коры мозга, а у детей с способностями к пространственному мышлению — затылочные. Это норма, такая активность мозга проявлялась раньше, до внедрения цифровых технологий в образование, и эту же картину мы наблюдали у детей из школ с традиционной формой обучения.
Когда я первый раз увидела данные детей цифровой школы, то подумала, что у меня сломался прибор — у них вообще не активировались никакие зоны мозга. Задачи эти дети, конечно, решали плохо, но важнее другое! Отсутствие активации мозга сказало мне, как специалисту, что эти дети не испытывают естественного для человеческого детеныша интереса к представителю своего биологического вида: ко мне. Можно сказать, они не воспринимает другого человека как соплеменника. Эти дети, по-видимому, воспринимают себя как-то иначе и мы им «не сородичи».
— Ваша версия, что именно с ними произошло?
Ольга Гилева: Ну, если проводить далеко идущие аналогии… Время от времени бывают случаи, когда детей воспитывают звери — волки, собаки, обезьяны. Такой ребенок перестает воспринимать себя как человеческое существо. Биологически оставаясь человеком, психически он становится чем-то другим — маугли. Он воспринимает себя членом стаи — обезьян, собак, волков. Он перенимает «культуру», которая существует в этих стаях, и для него не существует принципов, правил, запретов, характерных для нашего общества.
Не убивай, не причиняй вреда, постарайся найти друзей — человеческие способы существования среди себе подобных (как мы говорим — социализация) закладываются очень рано, поэтому, если ребенка-маугли вернуть в общество даже в 3-5 лет, последствия пережитого останутся у него на всю жизнь, а в 10-12 он уже не сможет научиться говорить. Причина этого в том, что при развитии физически изменяется мозг ребенка, и эти изменения, по большей части, необратимы. Мы для таких детей уже навсегда останемся «не одной крови» с ними.
Отсутствие реакции мозга на общение с другим человеком, что обязательно должно быть даже у очень маленького ребенка — очень тревожный признак. С этими детьми, возможно, происходит нечто подобное детям-маугли. Понятно, что у них ослаблены связи с социумом, и можно предположить, что роль соплеменников для них играют цифровые устройства и виртуальные миры.
Во время Великой Отечественной войны кинооператоры никак не могли сделать киносъемку рукопашной схватки — смертельная борьба вызывала такие сильные эмоции, что они не выдерживали и бросались в бой. А современные молодые люди часто ведут себя иначе, они не демонстрируют эмоций, сопереживания. Например, несколько лет назад прошел новостной сюжет, как машина скорой помощи попала в аварию. Вокруг было много людей, но никто не проявил сочувствие к больному и не стал помогать врачебной бригаде. А молодежь собралась вокруг и снимала все происходящее на телефоны. Они не сопереживали, поэтому видеосъемка оказалась возможной.
Какие еще качества присущи этим детям? Общее место — это слабые внимание и память. Это не удивительно — откуда бы взяться вниманию, если мозг не активируется на общение с человеком? Следствием такого формирования мозга может стать также отсутствие волевых качеств — общаясь с цифровыми устройствами, они не видят примеров проявления воли. Где вы видели настаивающий на своем сотовый телефон? Но есть и еще кое-что. Эти дети неосознанно, в самой глубине души, понимают неестественность такого положения вещей, поэтому они эмоционально неустойчивы, и невольно ждут какого-то иного к себе отношения. Им может казаться, что окружающие их обижают, поэтому заслуживают наказания. И молодой человек берет ружье и наказывает незнакомых, совершенно посторонних людей.
С нашей точки зрения такое поведение не мотивировано, непонятно, чрезмерно жестоко. Но мы ведь уже не совсем соплеменники…
— Может, речь все-таки идет о пресловутой стертой границе между виртуальной и обычной реальностью?
Ольга Гилева: Стирание границ виртуального и реального, конечно, тоже имеет место быть, но в данном случае мы имеем дело с глубоким, на уровне биологии, изменением личности. Мы при этом перестаем понимать, как спрогнозировать поведение таких детей. Они очень внушаемы, особенно если для внушения используется цифровое устройство. Можно сказать, что гаджет для них играет роль товарища и советчика. Если мы позволяем своим детям формироваться в таком ключе — будущего у России нет.
— Но ведь его нет и без развития IT-сферы.
Ольга Гилева: Не надо думать, что ее развитие зависит от того, насколько рано мы туда погружаем ребенка — современная IT-сфера требует минимального уровня интеллекта.
— Это для пользователя. А для разработчика?
Ольга Гилева: И для разработчика! Писать программу — это очень просто! Я работала в Институте развития образования, когда компания по внедрению цифровых технологий только начиналась. И это все было так пафосно: дети будут членами цифрового мира, его аборигенами! Но в реальности получается другое. Мы хотим обеспечить лучшие условия для развития детей, а даем детям настолько простую информацию, что она препятствует развитию мозга. Ее можно освоить легко и быстро, если погрузиться чуть глубже и потратить немного больше времени. Мы, когда учились, должны были анализировать тексты, развивали монологическую речь, а это основа интеллекта. Мы должны были много запоминать, писали ручкой, а это влияет на центры мозга, связанные с речью и логикой. Современные дети лишены всего этого. У них нет ни памяти, ни внимания, им трудно решать задачи, с которыми справлялись мы. Но, еще раз повторяю, неумение решать задачи — это не самое страшное. Гораздо важнее, вырастут ли наши дети ЛЮДЬМИ, ЧЕЛОВЕКАМИ?
— Есть предположения, когда наступает вред? Количественно, с какого возраста? Вообще, любой человек, который подошел к компьютеру — наверное, это не катастрофа.
Ольга Гилева: Ребенок, у которого развивается мозг, очень чувствителен. Если мы ему даем правильные стимулы — потешки, песенки, общение с родителями, общение с другими взрослыми и детьми, он учится быть человеком.
Ну а теперь представим современную маму. Ее малыш, глядя из колясочки, видит, что мама не расстается со смартфоном, как-то с ним общается, и это настолько важно, что даже важнее общения с ним — малышом. Наши дети копируют не наши слова, а наше поведение, поэтому не удивительно, что он стремится, как мама, заняться важным делом — взаимодействием с цифровым устройством.
— И какой выход вы видите? Запретить компьютеры, остановить прогресс?
Ольга Гилева: Я думаю, что совсем отказываться от цифровых технологий нет смысла и, должна сказать, что это общее мнение моих коллег. Эти технологии создают дополнительные возможности и удобства. Тем не менее, мы обязаны научиться растить наших детей людьми, человеками, полноценными членами нашего общества.
А для этого вместо «аборигенов цифрового мира» мы должны начать воспитывать «цифронавтов». То есть таких людей, которые, погружаясь в цифровую среду, работая там, может быть, даже выполняя боевые задачи, остаются людьми-человеками.
— И как же стать цифронавтом?
Ольга Гилева: Для начала нужно стать ЧЕЛОВЕКОМ. Вот тогда уже можно учиться пользоваться виртуальной средой и цифровыми технологиями с полным осознанием опасности, которую они в себе таят. Я думаю — но хорошо бы это изучить, потому что эти сроки могут сдвигаться от поколения к поколению — что эта граница, когда ты уже необратимо человек, находится в районе 14 лет. Вот до этого возраста хорошо бы ограничить воздействие этих технологий на подрастающее поколение. При этом мнение и поведение родителей ребенка играют определяющую роль. И только потом школа, в которой также должна быть создана безопасная среда с дозированием воздействия цифровых технологий.
Комментарии
Рустам Муслумов, кандидат психологических наук, доцент кафедры педагогики и психологии образования УрФУ:
— Исследователи пессимистичны при оценке влияния электронных устройств на развитие психики ребенка, вплоть до использования термина «цифровое слабоумие». Отрицательные эффекты обычно объясняют значительным преобразованием современной — цифровой — среды. Меж тем развитие мозга опирается на сформированные эволюционно традиционные механизмы. Например, естественным для ребенка является освоение окружающих предметов, таких как обычные игрушки, где он может проявить фантазию, смекалку, освоить пути и способы управления, сам при этом учится волевому контролю, развивает мышление, память… Взаимодействуя с цифровым устройством, ребенок лишь усваивает алгоритм, где способы общения с устройством уже прописаны. Собственное решение, то, как он хочет играть, не имеет значения. Также, работа на устройстве не дает возможностей для формирования мелкой моторики, мышление призвано угадывать порядок действий, а не составлять их самостоятельно.
Все указанные риски не напрямую обусловлены существованием гаджетов, а скорее связаны с дефицитом других форм развития. Важно и то, что современный гаджет для ребенка гораздо привлекательнее, использует понятные для пользователя и интересные стратегии удержания внимания. Да и чего греха таить, многие родители заинтересованы видеть своего ребенка послушным, поглощенным чем-то, поэтому дают ему бесконтрольно использовать цифровое устройство, выигрывая для себя спокойные минуты.
Светлана Бабушкина, кандидат филологических наук, учитель филологии екатеринбургского лицея:
— В 90-е было страшно ходить по улицам, потому что групп неприкаянных подростков, которые развлекались насилием, было много, а вот компьютеров у них не было. Вопрос: дело в наличии компьютеров или в неприкаянности?
Опасную тенденцию «цифровизации» образования я вижу, но пока нет параметров, которые показали бы, где проходит граница допустимой доли цифровой нагрузки ученика. Мое мнение: школа сейчас и должна как раз организовать в зависимости от возраста учеников этот динамический баланс между цифровым и очным образованием. И родители тоже должны быть активно включены в это процесс.
Мой опыт учителя литературы старших классов и руководителя Литературного театра показывает, что у подростков есть запрос на личное общение и совместную деятельность — между встречей онлайн или очно ученики выбирают очный вариант. Есть, конечно, ученики, которые уходят в соцсети или игры с головой, но часто при этом наблюдается какое-то неблагополучие психологическое (сложности дома, одиночество, когда трудно завести компанию). Но даже такие ребята откликаются на инициативу взрослого, который проявит интерес лично к ним: к его тексту, к его творчеству. Современная игровая индустрия, например, порождает сюжетные игры с развернутой вселенной, история героя в которых вполне сравнима с отличными романами и по сюжетной сложности, и по уровню текста. Игры так же можно обсуждать с ребенком, как книги, фильмы, музыку и спектакли — ребёнку важно, чтобы взрослый его слушал, интересовался его мнением. Я тоже вижу опасность человека стать придатком машины и не хочу этого, поэтому я стараюсь спрашивать и родных детей, и учеников о том, что они читают, слушают, смотрят, во что играют. Вот здесь, мне кажется, и есть самая важная коммуникация между взрослыми и детьми — спрашивать и слушать. И не запрещать без объяснений.