О птичке чирчик и о нас, учителях

На плечах каких гигантов мы стоим, когда входим в класс, пахнущий детством?


Только сам, обретя Имя, Отчество и Фамилию, учитель может найти силы и освободить птичку чирчик — творческую фантазию и самобытность детей

 

Дело было в 89-м году в Дудинке. Мы по заказу образовательного начальства проводили эвриканской сбор с местными учителями по модным тогда педагогическим инновациям. Мне досталась группа учителей из долганской национальной школы (Алтайский край), и работа почему-то не клеилась. Речь шла про управление — о целях школы и образования в целом. Но что-то мешало нашему взаимопониманию, может быть, языковой барьер.

Тогда я придумал обсуждение на двух языках: сначала они обсуждали по-долгански между собой, а потом, на русском — переводили мне. «Ну, и что такое цель вообще, в частности, образования, — спрашиваю, — ведь вы цель урока формулируете каждый день в плане-конспекте урока?» Предполагая в ответ свой наезженный вариант: «Цель — это представленный в сознании желаемый результат моей деятельности». После недолгих обсуждений и перевода, те отвечают: «Цель, это пойти на реку, поймать трех рыб, чтобы накормить семью».

Мне бы сразу понять, что в их натуральном образном (природном) сознании и мышлении тесно сплетено и само действие, и его смысловая оболочка: экологичность (только трех рыб поймать, а не глушануть динамитом пол-речки), его культуросообразность (поймать и не продать, а затем пропить, а семью накормить), но я, к теперешнему стыду своему, продолжал в том же западно-европейском духе проблематизировать, «работать с понятиями», да еще в довольно жесткой критической манере задавать провокационные вопросы. В результате на второй день мои подопечные приуныли, замкнулись, а на третий — одна из женщин тихо заплакала. В ответ на мои испуганные вопросы соседки перевели мне ее всхлипывания.

Точно не вспомнить, но они звучали примерно так: «Вы, русские, пришли и отняли нашу землю, нашу природу, культуру, наши права. Но у каждого долганина есть в душе укромный уголок, который он бережет больше жизни. Там живет незаметная серенькая птичка чирчик, которую-то и в тундре не видно. Туда, в этот сокровенный уголок души всегда можно было уйти, спрятаться от жизненных тягот, обид и невзгод, пусть даже за занавесом слез. И вот теперь приходите вы, и своими вопросами, другими изощренными психо-техническими средствами добираетесь до этого самого сокровенного, вынимаете, вывешиваете его на стену всеобщего обозрения, убивая последнее, что есть заветного и неприкосновенного в душе у каждого долганина — птичку чирчик. Нас-то, долган, и осталось всего на планете две тысячи, так уж лучше, чем так измываться — загоните нас в резервации и дайте нам спокойно умереть».

Должен признаться, удар был силен. Мгновенный переход из благородной роли миссионера и носителя света разума в позицию захватчика и оккупанта, заставил тут же побежать к своим коллегам и просто возопить о недопустимости вивисекции ценностей, и моем нежелании быть таксидермистом птички чирчик и участвовать в дальнейшем набивании опилками их чучел.

Года два мы не работали с национальными школами… Но все забывается, и как-то в Усть-Нарве мне снова пришлось встретиться в группе, теперь уже с эстонскими учителями. Каково же было мое удивление и священный ужас, когда я узнал, что в душе каждого эстонца есть в сознании или в сердце приют отдохновения, о котором он никогда никому постороннему не говорит, но где может укрыться от всех жизненных невзгод и перипетий; который он ценит не меньше своей жизни. Этот уголок называется «коду», что в переводе на русский язык означает – «дом». Снова побежал я к друзьям-консультантам. На это раз, задаваясь логично вытекающим из всего происшедшего вопросом: а есть ли такое же место, как «птичка чирчик» и «коду», в душе русского человека? Если есть, то как оно называется?

Споры были горячими, но постепенно, перебирая «дворянскую честь», «отчизну», «родину», «купеческую совесть», мы должны были честно признать, что все это уже в прошлом, и сегодня для нас (по крайней мере, присутствующих тогда) «не актуально».

Так и остается с тех пор для меня, как человека, профессионально занимающегося образованием взрослых, ключевой загадкой «русской души» вопрос — что же такое русская (или российская?) птичка чирчик, которую нам вместе и каждому в отдельности нужно защищать до последнего вздоха? Или у каждого из нас она своя собственная и без имени-отчества?

Образ птички чирчик – это метафора, за которой кроются предельные ценностные основания человека, социальной группы, этноса, нации, страны… Они могут быть просто неотрефлексированы или быть проявленными публично, но устойчиво противостоять внешнему окружению.

Основная проблема, на мой взгляд, в том, что ценности в социальных проектах не учитываются. И как их «учесть?» На виртуальных форумах, и на реальных конференциях, и дома среди друзей и близких, каждый публично обсуждает чужие «птички Чирчик», а не свои собственные.

Общая, обобществленная СМИ и ЕГЭ «чирчик» российского образования стремительно модернизируется в «чирик». Или в «стольник» долларов. «Золотой дождь» экономики добела отмыл «черного кобеля» посредственности, рвущейся к власти. Хорошо об этом у Александра Башлачёва «Время колокольчиков».

Долго ждем. Все ходим грязные,
От того сделались похожие,
А под дождем оказались разные.
Большинство-то честные, хорошие.

Один мой знакомый (очень большой интеллектуал) любит повторять «Ну, есть у меня совесть… Только я ею не пользуюсь. Дома оставляю, чтобы не истрепалась». Как-то в метро услышал совсем уж хамское: «Ну да, имею я совесть, имею. Два раза в неделю».

Чтобы понять «быть» или «казаться», приходится в себе искать птичку чирчик, а для этого остаться в одиночку, наедине с самим собой и молча, и исключительно самому…

Ведь птичку чирчик, как бестелесный голос совести, не только руками не потрогаешь, но даже под пристальным внешним взглядом наблюдателя-исследователя она или умрет, или тут же превратится в нечто совсем иное. Поэтому и узреть её в себе можно только как Медузу-Горгону, всматриваясь в отражение в блестящем щите Тезея или зеркале рефлексии.

Таким многомерным зеркалом могут выступать окружающие – «свои», «другие», «чужие», «иные», появляющиеся при Путешествиях по реальному и виртуальному миру и при Встречах человека Петра с человеком Павлом или текста с текстом.

Совесть, как и птичка Чирчик, должна иметь свое постоянное место жительство, свое «гнездо», пусть самое малое.

Из социального проекта: «И если раньше клумба около школы, которую сажали ребята, была ничья, и каждый проходящий через территорию школы родитель, не обращая внимания на цветы, думал, как бы быстрее попасть домой, и самый короткий путь проходил почему-то через клумбу, то теперь хоть половина клумбы доживает от весны до осени».

Начав со школьной клумбы, можно пойти и дальше, ответив на три вопроса самоопределения самому себе: «Кто ты такой, откуда ты? По чьим стопам идешь?». Другими словами — на плечах каких гигантов мы стоим, когда входим в класс, пахнущий детством?

В каждой профессии есть свои социокультурные нормы — мы ведь не собираемся каждый раз изобретать велосипед? бЭта историческая идентификация — наше профессиональное «отечество» и «отчество». Его надо знать и уметь «выговаривать» — отчетливо, внятно и членораздельно, уметь объяснить окружающим, из какого «места» истории социокультуры мы вещаем на уроке или на педсовете.

Но нельзя объять необъятное – всю культуру. Поэтому приходится самоограничиться, или, как говорят психологи, самоопределиться. Ответить на вопрос «А что ты имеешь?». Другими словами, произвести «инвентаризацию» своих наличных профессиональных средств (чего могу, а чего пока — не могу делать?) и достроить в себе то, что требует твоя социокультурная идентификация — самообразованием заняться или встать в позицию ученика. После чего точно понять своё профессиональное «имя». Например, «я – учитель развивающего обучения», «педагог Монтессори или школы Толстого» или «я — разработчик социального проекта, проектировщик новых образовательных технологий – тьютор».

И, наконец, люди, которые нас окружают. Без них невозможно ничего сделать, как бы ты ни был крут, и какие бы силы за тобой ни стояли. Приходится оглядеться вокруг и скооперироваться с необходимыми партнерами. Обрести соратников, близких по духу, родственных по ценностям, то есть – социально-профессиональную семью, а вместе с нею и свою «фамилию».

Только сам обретя Имя, Отчество и Фамилию (ФИО), учитель может найти силы и освободить птичку чирчик — творческую фантазию и самобытность детей. Развязать связанные пока исторические крылья прячущейся в недрах неведомой русской души птички чирчик.

И все это можно сделать вместе в сети… В сети виртуального сетевого социального проектирования.. Где можно не молчать в одиночку, так как каждый из нас уже слышит голос совести. Иначе зачем и как бы мы здесь собрались?

Владислав Редюхин