«Я ищу лучшую школу в мире»

«Чему учат в самых интересных школах мира? Как вообще устроено сегодня нормальное образование? В чем секреты самых удивительных учителей? Я решил увидеть это своими глазами. И рассказать вам.»

Журналист Александр Мурашев, автор книги «Нормальные люди», этим летом начал проект о том, как устроены самые интересные школы в мире. За это время он побывал в Финляндии, где отказались от школьных предметов, в Грузии — у классика советской педагогики Шалвы Амонашвили, а также в детских лагерях «Кавардак» и «Камчатка».

Институт Неформального образования «Апельсин»

Откуда берутся нормальные люди

Несколько месяцев назад я закончил свою первую книгу «Нормальные люди» — о тех, кто тем или иным образом изменил мир вокруг себя. Например, Катя Кермлин, создавшая кольцо безопасности после пережитого нападения; человек, который продал свою жизнь на аукционе; эстонский предприниматель, поднявший всю страну на то, чтобы убирать мусор. Я собирал эти истории в течение пяти лет, а книгу писал онлайн, выкладывая каждую новую главу на сайте издательства «Splash!» и в социальных сетях. Проект оказался успешным, на страницу в фейсбуке подписались 155 тысяч человек, а лендинг книги на сайте издательства только в декабре посетили 20 миллионов.

Когда я закончил первую книгу, тема для следующей стала очевидной — а откуда берутся нормальные люди? Так родилась идея проекта «Другая школа». Я решил ездить по миру и собирать истории о самых нестандартных практиках преподавания.

Издательство оплачивает мои поездки и помогает с их организацией, по контракту я должен выкладывать новую главу еженедельно.

Как найти хорошую школу

Я ищу интересные практики преподавания по разным каналам: это либо школы, нашумевшие на весь мир, либо, наоборот, какие-то преподаватели, о которых ничего нет в интернете, но о них мне рассказывают их ученики: друзья, друзья друзей, такое сарафанное радио.

Сегодня от информации тяжелее защититься, чем ее получить. Раньше мы за ней охотились, собирали по крупицам — в журналах «Ом», «Птюч» и так далее. А сейчас так много информации вокруг, что она просто подавляет тебя. На этом фоне школа остается последним архаичным институтом, который вообще никак не меняется. Я недавно разговаривал с девушкой-фотографом, которая три дня провела в обычной московской школе в центре, и она была просто в шоке. Ей самой повезло, в 1991-м году ее родители организовали частную школу, просто потому что не хотели, чтобы их дети учились так же, как они. И так получилось, что эта девочка никогда не видела обычную среднюю российскую школу, пока не оказалась в ней сейчас, в 30-летнем возрасте. И ее поразило то, что она увидела: линейки, подбородки подняли, голову в сторону. В школе сейчас какой-то 1986 год. Апофеозом этой истории стал момент, когда в здании отключили свет на несколько минут, и, когда он включился, 70 % учеников сбежали из класса. Это очень хорошая иллюстрация того, что сегодня происходит в школе.

Как устроена работа со школами

Я начал свой проект этим летом и пока успел съездить в пять школ. В первую очередь побывал в финской школе Ressu, в которой отменили все предметы, и в петербургской школе неформального образования «Апельсин», которая управляется детским парламентом, обладающим абсолютной властью. Еще ездил к Шалве Амонашвили — создателю гуманной педагогики. О поездке к нему я сумел договориться через его сына Паату и до последнего не знал, получится или нет провести с легендарным учителем достаточно времени. В итоге все получилось, и он пригласил меня остаться на целых восемь дней и посмотреть, как он работает.

В ближайших планах — посетить английскую школу, которую открыли два пенсионера специально для детей, пострадавших от буллинга, пожить в легендарной школе Саммерхилл и увидеть школу для взрослых, которую организовал философ и писатель Ален де Боттон.

Summerhill

Лето в лагерях

Школы летом не работают, и последние две недели я провел в детских лагерях: в детской коммуне «Кавардак» и в известной «Камчатке» Филиппа Бахтина.

Отрывок из книги «Другая школа»

Вы когда-нибудь пытались заснуть в палатке на берегу моря при скорости ветра 50 километров в час? Это как будто засыпаешь в центре торнадо. Утром я обнаружил, что соседнюю палатку разорвало в клочья (и, кажется, унесло детей — их в ней не обнаружилось). Зато уже вовсю светило солнце: на краю эстонского острова Сааремаа погода меняется примерно пять раз в час.

На прошлой неделе я полностью погрузился в жизнь лагеря «Камчатка». Это первая поездка, где уже перед отправлением я чувствовал досаду.

Досаду оттого, что сразу по нескольким причинам был вынужден отказаться от предложения стать вожатым. Но, как говорит основатель лагеря Филипп Бахтин, «важен не результат, а процесс».

Каждая впечатлившая меня школа, в которой я побывал, была прямым отражением идей и взглядов ее основателя. «Камчатка» — по сути, и есть Филипп Бахтин: «позитивная секта» под руководством одного из самых неординарных героев российской журналистики.

Самый опытный вожатый в лагере — Василий Зоркий, работавший с детьми еще с первых смен «Камчатки». К Зоркому регулярно обращаются за советом, как раскрыть потенциал детей. «Рассказать для начала какую-то жесть из своей жизни», — сходу советует он. Другой прием — быстро задавать детям разные вопросы, чередуя смешные с серьезными: «Кому понравился сегодняшний день?», а затем «Кто себе не нравится?». Однажды Зоркий отправился с детьми на поле, где они выкрикивали свои страхи. А затем все вместе кричали «Я ничего не боюсь». Цель этого — наглядно показать подросткам, насколько у нас всех похожие проблемы.

Я узнал, что у основателя «Камчатки» есть глобальная цель — создать абсолютно новую школу, которая по-настоящему перевернет устаревшую систему образования. «Самая человечная и добрая школа — все равно лишь набор шаблонов, — говорит Филипп. — Мир намного сложней, и школа должна быть куда богаче и интереснее. То, что мы хотим сделать сейчас, — это практика. В советские времена была классная программа обмена семьями. Все ее участники говорили об этом как о важнейшем опыте в своей жизни. В моей голове идеальная школа — это когда ты можешь посетить двести стран и с четырьмя тысячами разных людей сделать восемь тысяч разных дел. После этого ты приезжаешь домой и, например, говоришь: я хочу быть программистом. Но ты хочешь им быть, потому что уже ловил рыбу в Норвегии, поработал в больнице на Кубе и пожил на ферме аллигаторов во Флориде. Когда ты таким способом приходишь к своему призванию, ты, естественно, будешь мотивирован. Не потому, что тебя папа и мама заставили, а потому, что ты осознал свою личную ответственность.

Summerhill

Зачем нужна школа, если все можно погуглить

Я доверяю своей интуиции, и последний год она мне подсказывает, что школа как общественный институт вот-вот начнет меняться. Сейчас огромное количество недовольных родителей, которых не устраивает то, что происходит, детей — и не только у нас, но и во всем мире. Учителя сейчас не понимают, что делать. Когда я ездил к учителю Шалве Амонашвили, он сказал такую фразу: «Дети новые, а мы остались старые». Преподаватели и школы пытаются воздействовать на детей теми же методами, что и 30 лет назад, но они больше не работают.

Не работает больше фраза «не выучишься — пойдешь дворником работать». Ребенка это не пугает, он говорит: «ОК, свежий воздух, физические нагрузки — это полезно». Не работает фраза «ты должен в 16 лет определиться, чем ты будешь заниматься всю жизнь». Моя мама говорит это моему младшему брату, а он разворачивает к ней ноутбук, на котором открыта очередная история о 60-летнем риелторе, который заработал миллион на приложении, и мой брат спрашивает: «А зачем мне определяться в 16?»

Сегодня ученики гуглят быстрее, чем учителя. Они проверяют слова преподавателя быстрее, чем он успевает закончить фразу. Школа — больше не место, где передаются сакральные знания, и дети не понимают, зачем им сидеть в этих четырех стенах, где их пичкают информацией, которую можно, во-первых, найти в интернете и которая, во-вторых, им в принципе не нужна.

Главный вопрос, который я себе задал при работе над книгой: зачем нужна школа сегодня? Это самый пугающий вопрос для системы образования, но учителя задаются им все больше и больше.

Как становятся хорошими учителями

Меня самого немного обманули в детстве. Когда я шел в первый класс, говорили, что меня будут готовить к реальной жизни. Я сменил три школы, и самой продолжительной оказалась учеба в гимназии при Русском музее. У нас было 29 предметов вместо 17, музейная практика, рассказы о художниках, пять лет мы изучали латынь. К девятому классу я легко отличал Моне от Мане, у меня от зубов отскакивали латинские афоризмы, но как это готовило меня к реальной жизни — совершенно непонятно. В какой ситуации в России мне пригодилась бы латынь?

Одна преподавательница, с которой я общался для книги, размышляла о том, как вообще становятся учителями. И она считает, что либо тебя вдохновил потрясающий человек, который учил тебя самого, либо ты стал педагогом, потому что настолько сильно все это ненавидел, что решил учить так, как тебя никогда не учили.

Сейчас я верю в то, что школа нас действительно формирует, и от людей, которые в ней работают, зависит очень многое. Моя мама, например, до сих пор часто вспоминает свою учительницу, которая 40 лет назад пошла против системы. Она давала ученикам запрещенную литературу: Пастернака, Ахматову, Цветаеву и так далее. Она придумала предмет «этика» в противовес политизированным урокам, посвященным истории КПСС, объясняла, как культура влияет на все, что происходит вокруг. Или, например, они ходили в походы, и у них была такая задача — помогать каждому, кого они встречали на своем пути. И эти вещи моя мама помнит до сих пор, они ее действительно сформировали, это не просто красивые слова.

Чему учат хорошие школы

Я пытаюсь найти в современных школах что-то, что может меня удивить. Например, в Израиле в школьной программе есть обязательный предмет «личная ответственность». Через запятую: математика, история, география, личная ответственность. В течение года ты в обязательном порядке волонтеришь — например, один мальчик помогал пожилым людям освоить компьютер, и это очень круто. Такие истории меня поражают, потому что в российской школе я их представить не могу.

У нас нет ориентации на то, что интересно детям. Это же так просто — спросить у детей, что бы они сами хотели делать. Я был в одной финской школе на уроке труда и просто охреневал от того, что они делают. Трудовик говорит мне: «Ну, первые два года они делают обязательные вещи» — как будто это что-то скучное. А обязательные вещи там — это сабвуферы и колонки, часы какие-то со своим дизайном. Один мальчик сделал электрогитару. Мы на уроке труда выпиливали лобзиком деревяшки, и единственное, что я вынес, — это то, что лобзик стоил пять рублей, потому что они постоянно ломались и учитель все время повторял: «С вас пять рублей».

Эта финская школа называется Ressu. Стоило журналистам написать, что Финляндия отменила предметы в школах, и мир буквально сошел с ума. Новость перепечатали на всех языках мира, а толпы людей бросились выражать свое восхищение и непонимание. Что в действительности произошло в Финляндии, можно было выяснить только одним способом: стать учеником самому, что я и сделал.

В этой школе отменили все предметы и заменили их изучением явлений. Это невероятно. Весь процесс обучения происходит без отрыва от реальной жизни. Зачем тебе новое слово, если ты не знаешь, что за ним стоит? И зачем тебе новое знание, если ты не знаешь, как применить его в реальной жизни? Лучше всего об этом говорит директор Ressu: «Явлением может быть тема мигрантов, то есть социология. К ней добавляется география: откуда приехали эти люди? Почему они приехали? Потом добавляется история: что произошло перед этим? Что может произойти дальше? Есть ли какие-то повторяющиеся события в истории человечества, когда люди перемещаются по миру в поисках прибежища? Сюда же легко добавить экономику, культуру еды, которую привозят эти люди с собой. Ведь мы, финны, сами кочевники с берегов Волги. Сейчас у нас есть СМИ, и мы можем открыто об этом говорить. Семьсот лет назад у нас не было таких средств, но явление было: люди в поисках лучшего меняют место жительства. В этом и есть феномен: изучать не предмет, а смысл через предмет».

После Финляндии я поехал в Грузию к легендарному педагогу Шалве Амонашвили и провел с ним восемь дней. Больше всего мне запомнился момент, когда он собрал детей в круг и стал задавать им простые вопросы: что бы вы хотели сказать родителям? Что бы вы хотели, чтобы родители больше не делали? И они рассказали ему за полчаса те вещи, которые не могли сказать своим мамам и папам в течение всей жизни. При этом родители сидели там же, рядом. Один из мальчиков неуверенно сказал: «Я бы хотел, чтобы мама меньше работала». И я увидел, как его мама заплакала, а после они еще полтора часа о чем-то разговаривали вдвоем. Меня поразило, насколько это оказывается важно — просто выслушать ребенка.

Если говорить о выдающихся учителях, то нужно сказать о Диме Зицере. Когда я первый раз попал на его публичное выступление, я ничего о нем не знал, но в конце я аплодировал стоя. Дима Зицер создал в Петербурге школу неформального образования «Апельсин». Она управляется детским парламентом. Я приехал к нему и провел в этой школе целый день. Дима ответил на самый пугающий вопрос: что будет, если мы дадим детям полную свободу? Мы все боимся, что если дети будут сами распоряжаться своей жизнью, то они наворотят такого, что мы не оберемся проблем. А Дима разрешил детям все, они в школе главные, они решают все сами. И это привело к тому, что ученики там абсолютно счастливые и нет никакой агрессии, хотя мы думаем, что дети жестокие и уровень агрессии может быть зашкаливающим — ничего подобного. Все ровно наоборот.

Источник